Шрифт:
— Может, бросим все и убежим?
Я хотел нахмуриться, но они посмотрели друг на друга и заржали, как молодые боевые кони.
Когда я миновал холл и вошел в первый зал, наверху с лестницы донесся слабый вскрик, словно среди ночи проснулась в гнезде мелкая птичка, и по ступенькам стремительно сбежала Лалаэль, а рядом с нею прыгал Бобик.
Она с разбегу напрыгнула мне на грудь, вцепилась вся, прижимаясь и вздрагивая всем телом.
— Где ты был, — проговорила она с трудом, — так… долго…
Я охнул:
— Ты что… ревешь?
— Реву, — сообщила она.
— Зачем?
— Мне страшно, — ответила она сквозь слезы, — мне одиноко. Мне грустно и печально.
— Ладно, — ответил я, — пойдем наверх. Устроим пир, ты сразу оживешь.
— Пойдем, — согласилась она.
Пошли мы несколько странно, если так уж смотреть формально: она висела на мне, забравшись чуть ли не на голову, словно кот, которого стараются достать беснующиеся внизу злые и опасные собаки, а я быстро поднимался по ступенькам, одной рукой придерживая ее за ноги, а другой отпихивая Бобика.
В той части, где мои покои, стражи больше, у самых дверей увидел Переальда, старшего над отрядом телохранителей, рядом с ним гигант Хрурт, оба счастливо заулыбались, завидев нас, выпрямились гордо и стукнули в пол древками копий.
— С возвращением, ваше высочество!
— Ричард, — напомнил я, — для старых друзей… без титулов. А то поубиваю всех!
ГЛАВА 6
Переальду велел пока никого не пускать, я устал и хочу есть, а потом да, конечно, буду доступен и для народа, но только не ниже баронов, а вот завтра да, совсем подемократичнею, самому стыдно, буду принимать и виконтов…
Лалаэль ест вместе со мной быстро и настолько жадно, что я заподозрил это существо вообще в нелопанье, как щенка, переживающего, что хозяин так давно куда-то ушел…
— И эти пирожные, — приговаривал я, — ты таких еще не пробовала…
Она ахала, в самом деле не пробовала и даже не видела, откуда у меня такое разнообразие, это же невероятно, невозможно, немыслимо!
— Мы рождены, — изрек я, — чтоб сказку сделать былью. А вы, эльфы, чтобы эту быль снова превратить в сказку!..
— Ты чего?.. Ой, сделай вот еще такое же с коричневыми крошками…
— С шоколадом, — подсказал я. — Учи новые слова. А не лопнешь? Вон у тебя пузико вздулось, как у сытого муравья. Или ты скоро яйца откладывать будешь? Яйцеклад не чешется?
Она взвизгнула:
— Убери руки!
— Убираю, убираю…
Посреди комнаты возник светло-серый комок тумана, быстро принял форму слабо светящегося призрака, даже в этом обличье чисто выбритого, с четко прорисованной тяжелой нижней челюстью и несколько лошадиным лицом, крупнолицый и строгий. Лалаэль испуганно подобрала ноги и сжалась в комочек.
— Я примчался сказать, что в этом замке, ваше высочество, вам грозит опасность. Предупредить даже, если это вам как-то интересно.
Эльфийка охнула и, перебравшись в мое кресло, постаралась заползти между мной и спинкой, прижалась, как мягкий и горячий пластырь.
Я выгнул руку и попытался почесать ее за ушами, но не получилось — не осьминог и даже не кальмар.
Логирд наблюдал за нами с холодным интересом исследователя, что посадил двух белых мышек в клетку для опытов.
Я надменно оттопырил нижнюю губу, так выгляжу солиднее.
— Как-то интересно, — ответил я запоздало, — ты угадал, что само по себе странно. Однако, если посмотреть философски, где этой самой опасности нет?
Он посмотрел на нее, перевел взгляд, как мне всегда кажется, незрячих глаз на меня.
— Здесь больше, — сказал он серьезно.
— Вообще, — спросил я, — или на кого-то указываешь?
— И вообще, — ответил он, — и могу указать пальцем, как вы хотели сказать, но сделикатничали.
— Сделикатничал? — изумился я. — Чего вдруг?
— Подумали, что у меня нет пальцев, — сказал он с сарказмом. — Вообще-то в самом деле нет, но могу, так что есть, однако за деликатность признателен. К сожалению, есть незримые стены, за которые проникнуть не могу…
— Юг?
Он кивнул.
— Да, Юг, отгорожен весь, но и здесь, как я уже говорил, есть барьеры…
— А за теми, которые удается пройти, — спросил я жадно, — что там?
Он посмотрел на меня с грустной иронией.
— Ничего.
— Ничего?
— Да. Людей давно нет, сокровищ нет, однако незримые стены защищают, все еще защищают… увы, теперь уже пустые места.