– Ну да, – всё так же просто согласился Роберт, однако на этот раз без улыбки. – Многое в жизни меняется.

На бритой голове его виднелось несколько давних шрамов – глубоких, многими швами прошитых и заработанных, судя по всему, не при рядовых обстоятельствах.

– Дашь мне свой телефон? – попросил он.

Убеждение, что это нелепый, бессмысленный розыгрыш, так и не покинуло меня, даже когда мы расстались.

Роберт не позвонил.

Если ты когда-то видел себя в форме, и побеждал – желание ещё раз её надеть никогда тебя не оставит.

Я старался, я пообещал своим близким, что не буду этого делать, – но обманул.

В одном фронтовом городе я – адъютант своего командира и весёлый друг карбонариев, – провёл недели и месяцы, решая то одну задачу, то другую, – то в гражданке, то снова по форме, то безоружный, то со «Стечкиным» на левом боку, с «Калашом» на задних сиденьях, и с парой «Мух» в багажнике.

Этот город, прострелянный сотни раз, но не сдавшийся, огромный и красивый, в очередной заезд мучительно напомнил мне Гавану.

Кому-то другому он напоминал Белград, кому-то Иерусалим, кому-то Берлин – видимо, всякий ехал сюда за своей родиной, или за своей ненавистью.

А мне, говорю, Гавану – я там бывал.

Ничего, казалось бы, особенно схожего в этих двух городах не было: разве что широкие проспекты и почти избыточная, имперская – хоть и оставшаяся в наследство от разных империй – архитектура.

Разница была ещё и в том, что Гавана всегда выглядела так, словно её бомбили позавчера, а этот город последствия всякого обстрела – а обстрелы тут случались постоянно – залечивал немедля.

Только что снесли прямым артиллерийским попаданием трамвайную остановку – и выбили огромную витрину продуктового магазина за ней – и вот уже подъехала «Скорая», и следом военные, а потом и рабочие явились, и витрину стремительно застеклили, и остановку починили, и бабушка с метлой заметает кровь и стёкла: шахтёра и его ребёнка, стоявших здесь, разорвало на части.

Час назад на этом месте был орущий зияющий кошмар – через час здесь всё так же, как полтора часа назад.

Спокойный и только чуть сильнее нужного сжавший зубы мужчина несёт откуда-то кисть подростка, и бросает её в чёрный мусорный пакет – бабушке с метлой в помощь.

…что-то другое, неуловимое роднило эти города.

Дикий воздух, беспутный ветер, горящие через раз фонари, мелькающие то там, то здесь люди в камуфляже, пыльные стены, вольные девушки, сидящие в кафе и вроде бы не обращающие ни на кого внимания, наконец, чувство достоинства – не нарочитое, но неоспоримое, – свойственное этим городам, этим зданиям, этим и тем горожанам.

Линия фронта двигалась в течение года непрестанно: от окраинных городских домов до позиций русскоязычного неприятеля – иной раз оставался километр, а кое-где и меньше; целые районы города так и находились в полукольце, и одичавшие собаки могли с утра перехватить на вражеских позициях ложку каши, а через полчаса здесь, у моих раскамуфляженных братьев, вылизать банку из-под тушёнки.

В рядах нашего неприятеля – представители всех народов бывшей краснознамённой империи, а также её сателлитов. Признаться, и русских там хватало.

Кого там не было – так это кубинцев. Зато кубинцы попадались среди нас.

С той стороны фронта ждали нас многие и многие мирные люди, желавшие нам победы.

Здесь же, в городе, который мне так полюбился, иногда ходили по улицам совсем другие персонажи – мечтавшие о нашей смерти; в том числе о моей тоже.

Всё перепуталось, как в простреленном животе.

Казалось, что дорога, по которой я двигался в тот раз на своей надёжной машине, мне была известна, но на всякий случай я всё равно остановился, спросил прохожих:

– Наши позиции – прямо?

– Да, туда, – ответили мне: обычная пара, мужчина и женщина, в кожаных куртках, взрослые, за пятьдесят.

Ответ прозвучал настолько спокойно и мимоходом, что ни в чём я их заподозрить не мог – тем более что они продолжили о чём-то своём говорить, не сходя с места.

Отпустил сцепление – и покатился побыстрее, виляя меж миномётных выбоин.

Жилой район закончился; ополченцы с городского, предпоследнего, как подумал, блок-поста пропустили меня, не останавливая, – наверное, встречали мою машину раньше. Пошла «зелёнка», но за «зелёнкой» вроде снова виднелись здания – скорей всего, решил я, мне туда: обещал же пацанам прибор ночного видения, а им надо, скоро опять начнётся ганьба и пальба, возможно, через час и грянет, едва стемнеет.

Пролетев «зелёнку», я очутился там, где точно не бывал раньше – всё здесь было взорвано, убито и покалечено: прежде тут располагалась, вроде бы, продуктовая база, хотя кто теперь расскажет – только местные собаки разве что.