Шрифт:
– Горит, – тихо сказала Мари спустя минуту.
– Что?
– «Сумка пастуха» горит…
Марко вскочил. Увидел, как полыхнуло полено, и язык пламени, вылетевший почти на метр, стал забираться в котелок. Разворошив дрова, чтобы притушить костер, он вернулся на спальник. Стало еще холоднее. Спасал лишь костер. Да еще ликер, согревающий изнутри. И Мари подумала о том, что в один спальник они не уберутся, а плед не спасет их от стужи…
И как же греться?
Марко накинул капюшон на голову.
– Становится прохладно, – пробормотал он, поежившись. – Не замерзла?
– Пока нет.
– Скажи, когда озябнешь.
– И что ты сделаешь? – Она сама не заметила, как впрыснула в свой голос игривость. Всему виной, конечно же, был ликер…
– Отдам тебе свое куртку.
– Давай музыку включим, – предложила Мари.
– У меня нет плеера с собой.
– Чего-чего? – она рассмеялась. – Плеера? Это такой, похожий на коробочку, в который вставляется кассета?
– Диск, – в тон ей ответил Марко. – И похож плеер на фару от «Жука».
– Сейчас же все в телефонах.
– Только не у меня. – Марко достал из кармана кнопочный аппарат, у которого даже камеры не было. – Ему лет сто. Но ни разу не подвел. Куплю другой, только когда этот перестанет фурычить.
Марианна извлекла из кармана свой телефон. Тоже не самый новый аппарат. И все же функциональный.
– Могу песню про горы включить, – сказала она. Высоцкого обожал отец. Слушал часто. В том числе в машине. И Мари всегда имела в своем плей-листе несколько композиций Высоцкого. Про парус который порвали, про жирафа, которому видней, и, конечно же, про скалолазку близкую и ласковую.
Марианна зашла в плеер, нажала кнопку «пуск». Из динамика послышались гитарные аккорды, затем хриплый, с надрывом голос Владимира Высоцкого.
Марко прослушал песню молча. Ясно, что он не понял слов, но, когда она закончилась, сказал:
– Сильно.
Да, сильно. Конечно же! Только не ту музыку выбрала Марианна. Пусть горы, костер, на нем котелок, а в руках стаканчики с алкоголем, но не та атмосфера, чтоб слушать Высоцкого. И она открыла другой альбом. С этнической музыкой. Только гитары, скрипки, волынки и барабаны, никакого вокала. Одно лишь виртуозное владение инструментами.
– Думаю, пора снимать с костра наш ужин, – сказал Марко. – Он дойдет минут за десять.
А Марианне уже и есть не хотелось. Разве что из рук Марко…
Она представила его пальцы. В них зажат сочащийся соком кусок «сумки». И вот она тянется к нему ртом, откусывает, наслаждается вкусом блюда, а потом…
Слизывает сок с тыльной стороны ладони Марко.
«Уйми свое воображение!» – рявкнула на себя Марианна.
Затем взяла бутылку и разлила остатки ликера по стаканам.
– Не пожалела, что пошла со мной? – спросил Марко.
– Нет, конечно. А почему ты спросил?
– Горы, не место для таких барышень, как ты. Здесь не сходишь нормально в туалет, не помоешься… Спать жестко и прочее.
– А я какая барышня?
– Городская.
– Только и всего? А то уж я хотела обидеться.
– Брось, тебя ранить трудно.
– Хочешь сказать, я бесчувственная?
– Ты сильная. Но не баба с яйцами… – Марко укутывал снятый с огня котелок. «Сумке» нужно было дойти. – Не знаю, есть у вас такое выражение? То есть не мужик в юбке. Ты и нежная, и мягкая, и понимающая. Просто всю эту «ваниль» заковала в броню. Я сталкивался с женщинами подобного склада. Но только по работе.
– Так и мы с тобой… по работе.
– Нет, я имел в виду, что все они были моими коллегами… – Он сделал большой глоток. – И ни одну я не звал с собою в горы.
Марко потянулся к котелку. Зачем? Ведь он только что накрыл его. Сам сказал, что блюду нужно дойти минут десять…
Марианна тронула его за плечо. Когда Марко замер, развернула к себе.
У него было такое растерянное лицо. Будто он впервые видит рядом женщину и не знает, как себя вести…
А сам такой взрослый, большой, сильный!
И красивый.
Глаза огромные, темные. Брови над ними как две шпалы, ровные, широкие. И морщинка между ними. Ее так и хочется пальцем разгладить.
Марианна так сделала. Коснулась его лба. Марко вздрогнул.
– Отвык, – выдохнул он.
– От чего?
– От женских рук… на моем лице.
– Как долго… не касались тебя они?
– Лица давно. Не позволяю.
Марианна отдернула руку, но он перехватил ее ладонь.
– Тебе можно.
– А что еще? – Она пробежала пальцами по носу, опустилась к губам. Мягкие. Но не настолько, чтобы считаться женственными. И ямка на нижней. Признак упрямства?