Оседающая пыль над развалинами городской инфекционной больницы погребла под собой и проект "БУМАГА". Группу Базилиуса расформировали, технику изъяли. Среди погибших при обрушении здания ни Тимоти, ни Чиж с Базилиусом нигде не упоминались, будто и не было никакой операции. Оставшиеся в живых члены группы расползлись кто куда.

Столица Мохаве быстро забыла о больничной трагедии. Как и об обещанном строительстве нового больничного комплекса. Участок-то власти, как обещали, всё-таки выделили, а денег на строительство - нет. Заслоняли другие более животрепещущие заботы. Планета жила предстоящими выборами. Выбирали всех, от Президента планеты-государства до глав муниципальных образований. Вплоть до самых до окраин все заборы были обклеены плакатами и лозунгами-призывами-обещаниями кандидатов. Сытые, откормленные лица (прямо дети-внуки "Трёх Толстяков") взирали с глянцевых поверхностей на будущих избирателей. Оттуда же, с плакатов, как обычно, кандидаты обещали народу всё, что душе угодно, даже бесплатные туры по Галактике для молодожёнов.

Отвыкшие за годы диктатуры "Трёх Толстяков" от такого свалившегося внимания к себе, население Мохаве растерянно внимало посулам будущих слуг народа, не зная, что предпочесть, то ли райские кущи во Вселенной, то ли медово-паточное изобилие на планете и в родной деревне заодно. Хотелось и того и другого, и много и сразу. И такое тоже обещали. Встречи с кандидатами протекали красочно, весело, с песнями, угощениями, дармовой выпивкой. Основной электорат, за голоса которого боролись не щадя живота и денег боролись будущие мэры, губернаторы и прочие президенты располагался в основном в столице, для Мохаве очень большом, но не самом крупном на свете городе. Места для агитации за избрание себя любимого не всегда хватало, возникали стычки между кандидатами за место под солнцем и за более удобную площадку для выступлений. Эти стычки между сторонниками различных партий, блоков, течений и отдельных "независимых" кандидатов добавляли живого колорита предвыборной гонке. Хлеба пока что было маловато, зато зрелищ в избытке.

21.

В один из таких солнечных весёлых дней на окраине столицы появился молодой человек с тросточкой и волбатом на поводке. Временная власть успела протянуть через временную же Думу ксенофобский закон об ущемлении прав негуманоидов. По этому же закону зачем-то закрыли единственную в столице общественную баню. Молодой человек хромал на правую ногу и имел забинтованный левый глаз, у волбата было всё наоборот - он хромал на среднюю левую ногу и заклеенный пластырем правый глаз. Со средним третьим глазом и вполне видящим левым морда у волбата получалась перекошенной. От унизительного поводка он избавиться не пытался, зато беспрерывно хлестал его раздвоенным хвостом и скалился на прохожих. Парочку обходили стороной.

Молодого человека звали Базилиус, его друга волбата - Тимоти, и вошли они в столицу с юго-запада, со стороны Озёрного Края. Вездесущие мальчишки пытались дразнить волбата, даже бросили в него подгнившее яблоко. Тимоти в сердцах рванулся с поводка и так рыкнул на пацанов, что те бросились врассыпную и долго ещё не показывали носа на улицу.

Молодой человек подошёл к храму, перекрестился на входную икону и собрался войти внутрь. Его попытались не пропустить (те самые старухи, что вечно суетливо вертятся внутри и вокруг любой церкви, полагая, что тем самым они смогут в нужный день занять первые места среди праведников), мол, с животными нельзя. И здесь Тимоти ощерился на старух не на шутку. Богомолки громко заохали и, крестясь, отступили. На крыльцо вышел батюшка, строго вокруг глянул и пригласил молодого человека и волбата войти в храм. То был не кто иной, как отец Михаил.

Храм обычно редко запирается, такова его сущность - принимать страждущих и днём и ночью. Сегодня, по пришествии странных гостей, удалив на пред храмовую площадь последнюю недовольную старушенцию, отец Михаил храм запер. Только теперь мужчины крепко обнялись и долго не отпускали друг друга, хлопая по спине и плечам, пока Тимоти не издал нетерпеливый зевок. Отец Михаил тут же снял с него ненавистный поводок, за что волбат ему был несказанно благодарен. Тимоти встряхнулся, потянулся и на чистом русском языке поздоровался с батюшкой.

Отец Михаил открыл за алтарём потайную дверцу и, согнувшись в три погибели, протиснулся в проём. Молодой человек и волбат последовали за священником. Спустились в подвал. Там было сумрачно и прохладно.

– - Ну, вот, здесь можно говорить свободно. Здравствуй, дорогой мой человек. Дай ещё раз тебя обниму. С возвращением в мир живых. И тебя, драгоценный Тимоти, с воскрешением.

Отец Михаил обнимал, трепал по загривку, хлопал по плечу, чесал за ухом новоприбывших воскрешённых. В то же время не забывал вынимать из микроскопических шкафчиков снедь и выставлял её на стол. Кряхтя из подпола достал бутыль с мутноватой жидкостью.

– - Освящена, - важно произнёс он.

Все трое сели за стол. Разлили мутную жидкость.

– - Помянем раба Божия Чижа, даже не знаю его фамилии, ну да Господь разберётся за кого говорим. Прими, Господи, его душу и упокой с миром.

Выпили не чокаясь. Помолчали. Отец Михаил разлил ещё.

– - За ваше чудесное спасение. Хвала Господу, не дал вам сгинуть под развалинами. А ведь мы и тебя и Тимоти похоронили. Что-то там нашли, какие-то "фрагменты" под обвалом, и вместе с останками Чижа в одной могиле всех троих и упокоили. Даже надгробие поставили.

– - Отец Михаил, ты ни чего не путаешь? Волбатов с людьми не хоронят, тем более в одной могиле.

– - Ещё как хоронят. Не забывай, что вы лежите на чумном кладбище, где всех инфекционных хоронят, не зависимо от веры и видовой принадлежности, и людей, и собак, и лошадей, и этих, как их, верблюдов. И потом, мы не писали на камне, что под ним волбат Тимоти. Просто Тимоти.

– - Это ничего, отец Михаил, меня не первый раз хоронят, а я, как видишь, всё ещё на этом свете. Значит, не всё ещё сделал, есть незавершённые дела в этом мире.