– Так в деле же всё написано, гражданин следователь?
– разведя руки в стороны, удивился я, такому предложению.

– Что это ещё за гражданин? Господин поручик, а не гражданин и извольте отвечать, когда вас спрашивают!
– повысив голос, сказал Стариков.

– Да ладно, не кипишуйте вы так, господин поручик - словно кто то чужой, сказал за меня.
– Максим Сергеевич я. Ну а с фамилией, прошу прощения, какую здесь выписали, такая стало быть и есть.

– На счёт вашей фамилии я в курсе. Меня она сейчас не очень волнует. В данный момент я хочу узнать у вас, Максим Сергеевич, знаете ли вы почему вас ко мне привели?

– Ну так, в общих чертах, догадываюсь. Сокамерники про что то такое говорили. Вербовать в батальон смерти будите?

– В батальон смерти? Что это за название ещё такое вы тут придумали? И не вербовать я вас собираюсь, а предлагаю послужить Отечеству, в качестве добровольца и искупить перед государством вину свою, таким образом.

– Да какую вину, начальник! Эти фраера сами нарвались, а вы тут мне дело шьёте!
– заорал я.

– Суд разбираться не станет, кто на кого нарвался. Вы покалечили трёх полицейских и этого достаточно, чтобы отправить вас на каторгу, минимум на пять лет. И дела никакого вам я, как вы выразились, не шью, вы сами его себе уже сверстали.

– За что на каторгу, начальник?! Я только мимо проходил и никого не трогал. А вы мне пять лет! Волки позорные!
– заорал я, сам не понимая, что со мной происходит и разорвал на груди почти новую рубаху.

– Прекратите устраивать балаган, Бесфамильный!
– стараясь перекричать меня, высказался поручик, вставая со стула.

Его, казалось бы, совсем простые слова, возымели действие, на ту мою половину, которая, в последнее, время вытворяет чего то невразумительное. Я мгновенно успокоился, поправил безвозвратно испорченную одежду и попросил попить.

– На вид нормальный человек, а ведёте себя, как закоренелый уголовник - сказал поручик спокойным голосом, наливая в стакан воды.

– От нервов всё это, господин поручик. Довели человека и хотите, чтобы он перед вами сидел спокойно?

– Вы желаете, чтобы для вас всё это закончилось, как можно быстрее?
– указав рукой на стены кабинета, спросил меня военный.

– Конечно. Я что, совсем отмороженный?
– усмехнулся я.

– Это в ваших силах. Вам нужно только принять правильное решение и вас сразу же переведут в другое место, где о вашем проступке тут же забудут.

– Ну говори давай, чего там у тебя в бумажке написано. Агитируй - откинувшись на спинку стула, предложил я поручику.

Обратно в камеру меня привели часа через три. Скоро ужин начнётся, а разговаривать, когда твоя пайка без присмотра будет находится в помещении, где ещё пять голодных харь сидит, я не намерен. Попросил поручика увести меня, сославшись на то, что мне надо обо всём услышанном подумать.

Спрашивать о том, как прошёл допрос здесь видно не принято, потому что на эту тему со мной душевных бесед никто не вёл. Поговорили, в темноте, о предстоящем ужине, разыграли спальные места, а потом болтали про всякую ерунду, вплоть до того времени, когда открылась дверь и в камеру внесли керосиновую лампу. Дежурный по блоку раздал кашу и хлеб, налил в кружки кипяток и предупредил, что через двадцать минут придёт обратно, за пустой посудой, и источником света.

На ночь мне досталось место на нижних нарах, его я делю с ещё одним заключённым, лет сорока, который сидит в камере уже третий день. Спать вдвоём на одной узкой кровати нормально невозможно, поэтому приходится делать это сидя, соответственно быстро уснуть, в такой позе, не получается, вот мы с Михаилом и беседуем в пол голоса.

– Ну чего, будешь заявление в добровольцы писать или в отказ пойдёшь?
– спросил он меня после того, как мы обсудили с ним условия предлагаемые военными.

– А ты?
– не ответив, задал я свой, короткий вопрос.

– А чего я? На мне стражники не висят, так что подумаю ещё. Отосплюсь, отъемся, а там видно будет. Это тебе торопиться надо.

– Вот и поручик мне советовал долго не тянуть. Так и сказал, что у меня в запасе сутки не больше, пока у этих, пострадавших, нет ухудшения в состоянии здоровья. Говорит пять лет каторги мне светит. Как думаешь, не врёт?

– Не врёт. Пять лет это если они снова работать, в состоянии будут. А если ты их так покалечил, что не смогут, дальше службу нести, то считай и десять для тебя подарком будут - просветил меня сосед по кровати.