– Вот же гадство. И чего делать? Что посоветуешь?
– спросил я его.

– Да чего тут советовать, сам решай. У тебя кругом дело труба, что на каторге сгинуть можешь, что на войне, в первый же день в лёгкую пристрелят. Ну какой из тебя солдат, их до того, как воина началась, не один год учили, а таких, как мы с тобой, там словно зайцев, на охоте, стреляют.

Я задумался. В самом деле, осталась у меня только ночь на то, чтобы сделать правильный выбор, а как его сделать, когда я понятия не имею ни про жизнь на каторге, ни про войну слыхом не слыхивал.

– Может давай вместе пойдём, всё веселее будет - предложил я Михаилу.

– Куда пойдём?
– не поняв о чём я, переспросил меня сиделец.

– На войну на эту, не в тюрьму же.

– Не парень, я торопиться не буду. Чего мне за кражу то дадут? Год, в самом худшем случае, если конечно ещё докажут, что я квартирку ту подмял. А на войне полю получить, за это? Нет, дураков тута нет.

Уснул я с мыслями о каторге, видно поэтому мне всю ночь снились кошмары с какими то громадными пауками и крысами. Они то заковывали меня в железные цепи, то пытались сожрать живьём. Скорее всего поэтому, становиться каторжанином, после пробуждения, мне категорически не захотелось, и я мысленно смирился с тем, что придётся записываться в добровольцы.

Таскать людей из камеры стали сразу же после завтрака. Первым забрали Михаила, через час ещё одного, из старого состава и так до самого обеда уводили людей, в час по чайной ложке. Обедал я в гордом одиночестве, но больше мне от этого всё равно не досталось, дали равно столько, сколько и полагается. Настроение от этого, однако не ухудшилось, наоборот, после приёма пищи хотелось пообщаться с кем нибудь, обсудить накопившиеся вопросы, посоветоваться. Когда дверь камеры открылась, и охранник попросил меня покинуть помещение, я встретил его предложение с радостью, не забыв всё ж таки поинтересоваться:

– С вещами?

– Так иди, они тебе по любому больше не понадобятся - ответил он, намекнув на какие то неизбежные обстоятельства.

– Чего, переводят меня куда то?
– спросил я, испугавшись того, что опоздал записаться в добровольцы.

– Иди давай. Сейчас тебе всё расскажут.

В кабинете сидел тот же самый поручик и это позволяло надеяться на то, что шанс, не попасть на каторгу, у меня остался. Встретил он моё появление менее приветливо, чем в прошлый раз, наводящих вопросов задавать не стал, а прямо с порога, даже не пригласив присесть, спросил о главном:

– Ну что Бесфамильный, так и не надумали искупить свою вину?

– Почему же не надумал? Надумал. Согласен к вам записаться, скрывать не стану - тут же открылся я.

– Вот это другой разговор!
– обрадовался военный.
– Подходите тогда поближе. Сейчас напишите заявление, я включу вас в список отбывающих и всё, можете считать себя свободным человеком.

– То есть как это, свободным? Вы меня отпустите?

– Куда отпустите?
– не поняв моего вопроса, но заметив изумление, спросил Стариков.

– На волю. Вы же сами сказали, что я стану свободным человеком, сразу после того, как бумагу напишу.

– Ах, вы в этом смысле? Нет, так далеко уйти у вас не получится. Я имел ввиду свободным, значит не сидящим в тюрьме. А чтобы окончательно ваше дело закрыли, вам предстоит ещё за родину повоевать. Понятно?

– Понятно, чего же тут не понятного - сказал я.
– Диктуйте тогда, чего писать.

Текст заявления был коротким, написал я его быстро, хотя, насколько я помню себя, писать мне пришлось впервые. Затем поручик так же быстро прочитал его, чего то подправил и не мешкая предложил мне поставить на листке свою подпись, и расшифровать её. Макнув перо в чернильницу быстренько что то накарябал, думая о том, где же мне сегодня предстоит ужинать и пододвинул бумагу к чего то пишущему Старикову.

– Ну что подписал?
– спросил он меня, закончив с записями в толстой книге.

– Ага - ответил я, продолжая думать о своём.

– Так. Прошу принять меня - начал перечитывать, ещё раз, моё заявление, поручик.

Он быстренько пробежал глазами текст, чего то бормоча себе под нос и сделал заключение:

– Всё правильно. И подпись. Тоже есть. Так, а это что такое?! Ты чего это удумал Бесфамильный?!
– вдруг резко сменив тон, спросил меня военный.

– Чего? Всё, как вы говорили, так и написал.

– Ты фамилию какую написал напротив подписи? Что это за Тихомиров такой?

– Не знаю. Задумался, наверное, и написал что то не то. Давайте, исправлю.

– Подожди ка. Ты же говорил, что не помнишь свою фамилию. Так?

– Ну да, не помню - ответил я, на довольно простой вопрос.

– А это откуда тогда взялось?
– ткнув пальцем в бумагу, спросил меня человек, сидевший на против.