подхватить. Потирая ушибленный бок, он с удивлением посмотрел на

девушку, лицо которой было перекошено от страха, а на щеке алела

царапина. Из палатки на шум выползли Краб и Куропяткин. Физиономии у

обоих были сонными и изрядно помятыми. Они переводили осоловевшие

взгляды с Насти на Швецова, ожидая дальнейших объяснений. Настя

судорожно хватала ртом воздух и никак не могла отдышаться. Швецов

усадил ее на бревно и, успокаивающе потрепав по плечу, направился к

своему рюкзаку, в котором в боковом кармане хранилась аптечка. Перекиси в

ней не нашлось, пришлось довольствоваться зеленкой. Действие антисептика

оказалось благотворным - как только Швецов приложил вату к ранке на

щеке, Настя дернулась и гневно выпалила:

– Дрыхните, сволочи?

Парни недоуменно переглянулись. Они искренне не понимали, в чем их

вина. Настя любила вставать ни свет ни заря и в одиночестве гулять по

окрестностям. Никто против этого не возражал, поскольку никакой

опасности такие прогулки не представляли. Даже когда она уходила далеко

от лагеря и могла накрутить пару лишних километров.

– С кабаном что ли тропу не поделила?
– хмуро осведомился Краб.

Дикие свиньи на Ай-Петри действительно водились.

– Сам ты кабан!
– обозлилась Настя.
– Там какой-то голый псих с рюкзаком

шастает.

– Ну, ты даешь!
– расхохотался Краб.
– Это же Кардинал. Карстовый волк

алуштинского разлива. Шарики за ролики у него другой раз действительно

заскакивают, но вообще парень безобидный. Не знаю, правда ли это, но ходят

слухи, что у него потрясающий нюх на пустоты. Это он только с виду

придурковатый, если же его разговорить, много чего интересного может

рассказать. Он ведь пещерами заинтересовался еще в школе, когда Норбера

Кастера начитался. Компас ему ни к чему, за десяток лет так насобачился,

что может передвигаться по любому крымскому плато с завязанными

глазами. Пару лет назад я на Караби блуканул. Такая "обезьяна" навалилась,

что протянутой руки не было видно. Пацаны тогда возле пещеры Крубера

стояли, но попробуй их отыскать в таком тумане. Грохнешься в расщелину -

костей не соберешь. Стою и размышляю, что делать. Самое разумное -

залезть в спальник, укрыться полиэтиленом и ждать милости от природы. И в

этот момент кто-то за рукав ветровки дернул. Не поверите,

двадцатикилограммовый рюкзак пушинкой показался. От того места, где

стоял, метра на четыре отпрыгнул. Верчу башкой по сторонам и ничего не

вижу. Может, за куст зацепился, думаю. И тут из мглистого облака

выдвинулось человекоподобное существо и спросило с хрипотцой в голосе:

"Заблудился?" - "А тебе, какая печаль?" - обозлился я.
– "Да мне пополам.

Тебя не смущает, что десятиметровый колодец в двух шагах за твоей

спиной?". Так я и познакомился с Кардиналом. Он вывел меня к лагерю.

Между прочим, Настюха, ты зря за свою честь опасалась, у него интересное

мнение насчет баб. "Женщины умножают зло. Когда мы научимся

обходиться без них, на земле установится благоденствие", - сказал он. Так то.

После этого случая Настя вылавливала любые известия о Кардинале. Зачем

ей это было нужно, не понимала. Лоб в лоб с ним она больше ни разу не

сталкивалась, да и, честно говоря, не стремилась к этому. Как-то их четверка

вышла к лагерю севастопольских спелеологов, которые собирались

штурмовать самую глубокую пещеру Караби - шахту Солдатскую. Это было

чисто спортивное прохождение, поскольку никакими красотами "дырка" не

блистала. В группе было трое новичков, не нюхавших пороха больших

глубин, Солдатская для их обкатки вполне годилась. Пока парни травили

анекдоты и пили чай, она отвела в сторону Чорика, парня, питавшего к ней

явно не платонические чувства, и спросила, что он думает о Кардинале.

– Дался тебе этот хмырь болотный, - удивился Чорик и выразительно

покрутил пальцем у виска.
– Он же больной на всю голову, неужто

влюбилась?

Заметив, как полыхнули недобрым огоньком глаза собеседницы, Чорик