злобно пробухтела Тын-ды и зашла в покосившуюся избу. Сидящий невдалеке на

завалинке старый Пер ( это его сокращенное имя), неодобрительно покачал головой.

Вид вечно избитой маленькой девочки оскорблял его взгляд, но на робкую попытку

образумить Тын, та тотчас ответила предложением забрать девчонку себе и холить

её сколько влезет. Подобный поворот событий, любящего горячительные напитки

Пера, категорически не устраивал, и он был вынужден обиженно заткнуться. С

другой стороны, он решил, что примет предложение Тын, только не сейчас, а когда

Сунн станет немного постарше и сможет все делать по дому, а может и ещё чего. Но

до этих славных деньков оставалось ещё лет шесть, как минимум, когда девочке

исполниться хотя бы двенадцать. А пока, он всегда ласково разговаривал с Сунн и

помаленьку подкармливал девочку сладкими палочками, которые делал сам из

сахарного риса.

Дождавшись момента, когда Тын скрылась в доме, Пер встал и покачиваясь

побрел по улице. Пройдя дома Лоу-Лу, рябого Чяна и Доку-чи, он свернул на тропу,

ведущую к небольшому кладбищу, рядом с которым, как он знал любила играть

Сунн. Сейчас однако Сунн на лужайке не оказалось и Пер, обвел подслеповатыми

глазами раскинувшиеся перед ним окрестности. Слева и справа, поселок окружали

высокие и голые холмы. Прямо за кладбищем, глухой стеной стоял Черный лес, за

которым в полдне пути начиналась Граница. Впрочем, Пер так далеко не видел, но

живое представление о том, что могло случиться с заблудившейся девочкой, его

расстроило, и он хлебнул из красного бурдючка, с которым никогда не расставался.

По – видимому это сказалось на ясности зрения, и он заметил серое платьице прямо

перед собой, то есть на кладбище, среди могил. Пер, облегченно вздохнул, глотнул

немного ещё живительной влаги и зашагал прямиком к девочке. Следовало сказать

ей, чтобы она быстрее бежала домой, пока мачеха не разозлилась окончательно. Он

подходил все ближе и ближе, пока, наконец, до девочки не осталось шагов десять.

Он уже решил окликнуть её, но неожиданно язык присох у него к горлу, содержимое

бурдюка, вылитое в желудок, стало водой и, мгновенно испарилось. Глаза

выкатились из орбит, а потом он икнул и пукнул. Или наоборот. Или одновременно.

Сунн, сидела на корточках, возле могилы одноглазого Нуды и, напряженно

высунув язык, что-то чертила. Закончив, она подскочила, хлопнула в ладоши и

принялась приплясывать вокруг, что-то напевая. На третьем круге из могилы

выглянул полусгнивший череп, с целым стеклянным глазом, и защелкал зубами.

Именно в этот момент с Пером и произошел нелицеприятный казус. Голова Нуды

кружилась вслед движениям девочки, раскачиваясь в такт песенки и стуча зубами,

осуществляя музыкальное сопровождение. Внезапно Сунн резко остановилась и

тонула по могиле ножкой. Голова, разочарованно щелкнув зубами ( У Нудды до

самой смерти были отличные зубы), тут же провалилась в недра, сомкнувшейся

могилы, а Сунн, смахнула чертеж и помчалась в селение, так и не заметив, стоящего

в кустах и, все ещё продолжающего пукать и икать Пера…

–Ей же всего шесть и ты обязана пожалеть её,-Пер увещевал тихо, но

настойчиво. Он пришел в дом к соседке абсолютно трезвым тем же вечером,

решительно отодвинул опешившую Тын-Ды с порога и отправил девочку во двор.

Однако на том его успешные действия и закончились. Тын, услышав его рассказ, не

выказала удивления, а напротив, повела себя так, как будто давно об этом знала.

– Я не буду растить ведьмино отродье и тебе не позволю, – женщина уперла

руки в те места, которые многие у себя могли бы назвать боками и, решительно

нависла над вжимающим голову в плечи пьяницей. – Её следует немедленно

изгнать из селения, как когда-то односельчане прогнали её проклятого деда.

– О чем ты толкуешь? – Пер позволил себе некий мышиный писк.

– О том, о чем говорят лишь под воздействием «языковки» в постели. Или ты

думаешь, что я бы вышла замуж неизвестно за кого?