– У меня есть смешная история про твоего папу, – говорит Джон, искоса глядя на меня.

Я стону.

– О, нет. Что он натворил?

– Это был не он, это был я. – Он откашливается. – Это неловко.

Я потираю руки в предвкушении.

– Итак, я пошел к тебе домой, чтобы пригласить тебя на танцы в восьмом классе. У меня был такой целый экстравагантный план.

– Ты никогда не приглашал меня на танцы!

– Знаю, я подхожу к этой части. Ты дашь мне рассказать или нет?

– У тебя был целый экстравагантный план, – подсказываю я.

Джон кивает.

– Итак, я собрал кучу веток и цветов, и выложил их в слово «ТАНЦЫ?» перед твоим окном. Но когда я был в середине процесса, домой вернулся твой отец и подумал, что я хожу и убираю соседские дворы. Он дал мне десять баксов, а я просто оробел и пошел домой.

Я смеюсь.

– Я… не могу поверить, что ты это сделал.

Я не могу поверить, что это почти случилось со мной. Каково бы это было, иметь парня, который сделал бы для меня нечто подобное? За всю историю с письмами, симпатиями к парням, я еще ни разу не нравилась мальчику в ответ в то же самое время, когда он нравился мне. Всегда была только я, тоскующая по парню, и это было замечательно, безопасно. Но это что-то новое. Или старое. Старое и новое, поскольку я впервые слышу об этом.

– Самое большое сожаление в восьмом классе, – произносит Джон, и в этот момент я вспоминаю, как Питер однажды сказал мне, что самым большим сожалением Джона было то, что он не пригласил меня на танцы, и как я была окрылена, когда услышала это, и то, как Питер быстро пошел на попятную, заявив, что всего лишь пошутил.

Подъезжает школьный автобус.

– Шоу начинается, – объявляю я. У меня кружится голова, пока мы наблюдаем за игроками, выходящими из автобуса – я вижу Гейба, Даррелла, Питера еще нет. Но затем из автобусавыходит последний человек, а Питера все еще нет.

– Это странно…

– Может, он поехал на своей машине? – спрашивает Джон.

Я качаю головой.

– Он никогда этого не делает. – Я достаю из сумки телефон и пишу ему смс.

«Где ты?»

Никакого ответа. Что-то не так, я это знаю. Питер не пропускает ни одной игры. Он игралдаже тогда, когда заболел гриппом.

– Я скоро вернусь, – говорю я Джону, выскакиваю из машины и бегу на поле. Ребята разминаются. Я нахожу у кромки поля Гейба, зашнуровывающего свои бутсы. Я окликаю:

– Гейб!

Он удивленно поднимает глаза.

– Лардж! Что случилось?

Я спрашиваю его, затаив дыхание:

– Где Питер?

– Я не знаю, – отвечает он, почесывая затылок. – Он сказал тренеру, что у него чрезвычайные семейные обстоятельства. Это звучало довольно правдоподобно. Кавински не пропустил бы игру, если бы это не было важно.

Я уже бегу обратно к машине. Как только забираюсь внутрь, я спрашиваю, тяжело дыша:

– Можешь отвезти меня к Питеру?

***

Сначала я вижу ее машину. Припаркованную на улице перед его домом. Следующее, что я вижу – их двоих, стоящих вместе на улице на всеобщем обозрении. Его руки обвились вокруг нее, она припала к нему, словно не может устоять на своих собственных ногах. Лицом она уткнулась ему в грудь. Он что-то говорит ей на ухо, нежно поглаживая ее по волосам.

Все это происходит за считанные секунды, но, кажется, будто время замедлило свой ход, словно я передвигаюсь в воде. Мне кажется, я перестала дышать; в голове туман, вокруг меня все расплывается. Сколько раз я видела их стоящими подобным образом? Слишком много, чтобы сосчитать.

– Продолжай ехать, – умудряюсь сказать я Джону, и он повинуется. Он проезжает мимо дома Питера, они даже не поднимают глаз. Слава Богу, что они не увидели. Я тихо спрашиваю, – Можешь отвезти меня домой? – Я даже не могу смотреть на Джона. Мне неудобно, что он тоже это видел.

Джон начинает:

– Это могло быть не… – Затем он замолкает. – Это было просто объятие, Лара Джин.

– Знаю. – Как бы там ни было, он пропустил игру ради нее.

Мы почти у моего дома, когда он, наконец, спрашивает:

– Что ты собираешься делать?

Я думала над этим всю поездку.

– Я собираюсь попросить Питера прийти ко мне сегодня вечером, а затем я собираюсь выбить его из игры.

– Ты все еще играешь? – Его голос звучит удивленно.

Я гляжу в окно, на знакомые мне места.

– Конечно. Я собираюсь убрать его, а затем убрать Женевьеву и победить.

– Почему ты так сильно хочешь выиграть? – спрашивает он меня. – Это из-за приза?

Я не отвечаю ему. Если открою рот, то расплачусь.