Шрифт:
А так я просто отлепил неудачно угодивший ком от штанов и принялся катать его по снегу до тех пор, пока он не стал головой снеговика.
Девочки были в восторге от такого поворота событий.
Как козочки, прыгали, танцевали вокруг снеговиков, делали селфи.
Придумка нарциссов, ничего общего не имеющая с настоящим фотоискусством, хоть, может, и забавно фотографировать себя на этой самой палке моноподе или без нее - не более того. И мне захотелось показать девчонкам эту разницу.
– Подождите, - приказал я им и пошел за фотоаппаратом. Благо, он всегда у меня на рабочем месте...
– Замрите!
– поймал обеих в объектив.
Снежинки-принцессы просились на ручки, и я не мог их не взять, это было мое царство снега, царство сбывшейся внезапно мечты.
Точнее, два царства, ведь королев было две, и между ними началась война, полетели снежки...
Брат Большого Босса тоже, разумеется, не собрался стоять с лопатой в стороне, когда здесь у нас такое веселье.
Этой самой лопатой он сгреб снег так, чтобы получилась снежный замок, а чтобы он был прочнее, облил его водой и отошел на несколько шагов назад полюбоваться своим творением.
– Помню, когда мы с Драконом Драконовичем были маленькими, - вспомнил вдруг, - у нас в доме никогда не было елки. Жили мы небогато, и папа покупал нам только необходимое. А елка - то, без чего можно обойтись. Поэтому теперь каждый Новый год в доме большая елка...
Один, казалось бы, штрих - у человека не было елки - но, словно парус вдалеке на картине, он говорит о многом сразу. О целой жизни. Какая была в детстве елка, были ли под ней подарки и какие - из таких мелочей и складывается мозаика жизни.
У меня всегда была живая елка. И пахло апельсинами.
И пусть под ней всегда оказывалось не то, о чем я просил Деда Мороза, там были и конфеты, и игрушки.
Тем не менее у меня родилось твердое убеждение, что какой-то злобный антагонист перехватывает письма волшебному деду, а может, их теряет почтальон. Так или иначе, мне было совершенно очевидно, что Дед Мороз их не читал.
... Любовь сидела у морозного окна, точнее, прильнув щекой к нему. Непокорный профиль, нос с легкой горбинкой, полет брови, четкая линия губ и длинная шея. Ресницы, кажется, сейчас зашевелятся, как будто невидимая рука перелистнет страницу Книги Жизни. Длинные светлые локоны в творческом беспорядке разбросаны по плечам и тоже становятся частью морозного узора, пробуждая во мне мысль "давно я не брался за холст".
Воображение такая штука, преследовало меня, как маньяк. А Любовь смотрела на меня уже чуть ли не с испугом и, наконец, решив, что как художник художника она меня поймет, я открыл ей свои творческие намерения.
Женщина на фоне морозного окна - это очень красиво.
Поверьте мне, а лучше приходите на выставку, надеюсь однажды она будет и у меня.
Любовь - прекрасная натурщица. Удивляюсь, как я раньше не замечал этой грации. И нежности. Всего-всего, чего в ней так бесконечно много.
Картина получилась светлой, даже очень.
У зимней ночи два крыла - черное в крапинку звезд и белое.
Мир обретал иное свойство постепенно. Вернее, это я постепенно обретал иное свойство.
Выходил из тумана на свет. Во мне проснулся древний инстинкт исследователя.
Глава 2
В обеденный перерыв я заглянул к Виталику, и мы пошли пить пиво, что само по себе, конечно, не очень красиво посреди рабочего дня, но учтите, что мы старинные приятели, и давно при этом не виделись.
Виталику вообще можно всё на том простом основании, что он босс.
Мы отправились в чешский ресторан, не подумайте ничего плохого, "Козел"... да, так и называется. Но не "Козёл", а "Козел" через "е".
– Давай ты будешь у нас гостем номера, - расщедрился друг.
– Тем более дизайнеров мебели у нас ещё не было. В основном политики, музыканты, художники иногда.
– А дизайнеры, по твоему, не художники?
– обиделся неблагодарный я.
– Тоже люди искусства, - согласился дипломатичный друг.
– Так гостем будешь?
– Всегда готов!
– не заставил себя упрашивать тщеславный я.
– Вот и замечательно, - Виталик был искренне рад, что помог старинному другу, непутёвому мне.
И одновременно я считывал с его лица свою собственную радость, и от этого ореол вокруг физиономии друга казался ярче вдвойне. Хотя, может, дело ещё в моём не совсем здоровом воображении, как, впрочем, в той или иной степени у всех так называемых творческих людей.
Сначала на счет воображения я отнес и другое. Старушку, сидевшую за столиком у входа. Она копалась в сумке, а потом зачем-то пошла за ними, прежде, чем затерялась в толпе. Старушка в пивном ресторане. Странно, да?