Шрифт:
– Остзейскими немцами, - мрачно заговорила Сандра, - называют прибалтийских баронов. А наша мать была крестьянкой, а значит, её предков угнетали те самые бароны. Мы не имеем к ним никакого отношения.
– Ладно-ладно, только не обижайся. Мне ведь просто интересно узнать, что из себя представляют остзейские немцы. После революции в России они ведь массово хлынули на историческую родину. Что у них в головах, какое мировоззрение, какие идеалы? Мне просто хочется понять, что ими движет, раз такие люди как Шойбнер-Рихтер подержали национал-социалистов.
– А они их поддержали?
– удивился профессор Метц.
– Пока это спорный вопрос, - аккуратно ответил Отто.
– Как только вернусь из Берлина, всё вам расскажу.
– Так что же они поддержали? Какие требование у этих национал-социалистов?
– Хороший вопрос, - загадочно улыбнулся Отто, - Кажется, они ратуют за отмену Версальского договора, восстановление довоенных границ и армии. А ещё они требуют вернуть Германии все колонии, конфисковать спекулятивные доходы времён войны, национализировать тресты, выплатить достойные зарплаты рабочим, повысить пенсии, изъять земли на общественные нужды. Крупные промышленники должны рыдать. А ещё эти мечтатели обязуются обучить талантливых бедных детей за государственный счёт, заняться оздоровлением нации и всячески помогать матерям и детям.
– Что ж, и я бы поддержал такую программу.
– Не спешите, профессор, - ухмыльнулся журналист.
– Эти революционеры планируют сладкую жизнь для всех граждан Германии, но готовы считать таковыми не всякого.
– В каком смысле?
– В их программе прямо сказано, что гражданином может быть только немец по крови, а все прочие - нет.
– Что за глупость?
– нахмурился профессор Метц.
– Как может быть иностранцем, например, поляк или чех по происхождению, если он и его предки всю жизнь прожили в Германии? Нелепица какая-то.
– Не знаю, что эти революционеры думают о чехах, поляках и русских латышках по матери, - в этот момент Отто нежно погладил руку улыбающейся ему Лили и перевёл взгляд на хмурого Даниэля, - а о евреях революционеры выразились предельно ясно. По их представлениям они гражданами быть не могут.
– Это ещё почему?
– вопросил профессор Метц.
– Видимо, господа национал-социалисты считают, что в Германии слишком много евреев среди политиков и предпринимателей, а среди еврейских политиков и предпринимателей слишком много социал-предателей. Так что, их программа по отношению к евреям - это форма политической и экономической борьбы. Причудливой, но всё же борьбы.
– Это какая-то ненормальна борьба, - заключил профессор.
– Пожалуй, - согласился Отто.
– Хотя, знаете ли, евреев в Германии очень мало, а в нынешней немецкой политике подозрительно много. На эту диспропорцию революционеры и упирают. Только бороться они хотят не с вредоносными политиканами, а со всеми евреями сразу. Сначала они собираются выдавить их из парламента, потом с рынков, и в конце, согласно их плану, все евреи независимо от политической ориентации прекратят издавать и редактировать газеты на немецком языке. При такой системе я бы лишился половины работодателей. А если национал-социалисты каким-то невероятным образом получат бразды правления и дореформируются до того, что нам станет нечего есть, то они обязуются выслать из Германии все лишние рты в лице не граждан. Каковы перспективы? Это все написано открытым текстом в их программе.
– Теперь я понимаю, почему они устроили путч, - мрачно заключил профессор, - с такими взглядами на будущее страны, никто не станет выбирать их в парламент.
15
От тревожных событий в городе и стране профессора Метца отвлекала только работа. Помимо преподавания и практики ему нередко приходилось консультировать коллег. Какого же было удивления Метца, когда в начале нового 1924 года в его дом пожаловал выдающийся берлинский терапевт Клемперер.
– Профессор, - вкрадчиво обратился он к Метцу, - у меня есть пациент, и я нахожусь в затруднении. Я не могу вам назвать его имени и должности, но скажу, что это высокопоставленный чиновник иностранного государства и ему чуть более пятидесяти лет.
– Что ж, и власть имущие не застрахованы от недугов.
– Вы правы.
– Так что же вы хотите у меня узнать?
– Дело в том, что болезнь моего пациента не укладывается ни в одну из известных форм мозгового заболевания
– Интересно. Продолжайте.
– Первые симптомы проявились два с половиной года назад. Это были головокружения и ощущение тяжелой усталости. Пару раз пациент терял сознание. Поначалу я склонялся к тому, что головные боли и бессонница вызваны чрезвычайным переутомлением, так как никаких органических поражений мозга и нервной системы я не обнаружил.
– Надеюсь, ваш пациент позволяет себе отдых, чтобы восстанавливать силы?
– Увы, - признал Клемперер, - работа для него оказалась важнее собственного здоровья. К тому же он всё время сомневается в поставленном диагнозе.