– Я хочу сказать вам много приятных слов о советской делегации, раз уж вы когда-то жили в России, - радушно произнёс Отто.

– Но мы же не коммунисты, - хотел было возразить профессор Метц.

– Но и не царисты, как я успел заметить. Просто на конференции многие ожидали, что от Советской России приедет полуграмотный пролетариат, а явились изысканные европейские дипломаты. Особенно всех поразил народный комиссар Чичерин. На первом заседании он даже сорвал овации, когда предложил всеобщее перемирие и разоружение. Правда, французский делегат Барту выступил решительно против - это к вопросу о русской кровожадности. Надо сказать, никто не ожидал, что у Советской России окажутся такие подкованные дипломаты. Все ждали, что французы с англичанами разнесут их в пух и прах, но не вышло. Их хватило лишь на мелкие козни.

– Какие, интересно знать?

– Например, кое-кто из советских делегатов пожаловался, что их телеграммы доходят до Москвы чуть ли не через сутки после отправки.

– Что-то долго для передового вида связи.

– Так ведь телеграммы слали через Лондон, где их, возможно, читали заинтересованные лица. Правда, длилось это недолго, потому как советская делегация заявила итальянцам протест, и телеграммы пошли через Берлин и куда быстрее. Но лично меня возмутило поведение устроителей конференции. Никого из журналистов к советской делегации упорно не допускали. Карабинеры даже оцепили отель, где их поселили. К счастью, Чичерина такая изоляция тоже не устроила, и пресс-конференция всё же состоялась. А потом начались переговоры. Британский премьер-министр предложил возместить долги царского правительства, потери иностранных капиталов от национализации и даже призвал оплатить долги белой армии. Всего восемнадцать миллиардов золотых рублей, шутка ли? Надо отдать должное большевикам, они тоже зачитали свои претензии к Антанте, в частности, потери России от иностранной интервенции и блокады во время гражданской войны на общую сумму тридцать девять миллиардов. Каково?! Я просто восхитился Чичериным, когда услышал об этом в кулуарах. У меня даже закралась крамольная мысль: победи у нас в Германии красная революция, а не социалисты вроде Эберта, может наши коммунисты бы и не подписали Версальский договор?

– Эх, к чему сейчас гадать, - понуро протянул профессор.
– История не знает сослагательного наклонения.

– И что, удовлетворены претензии России?
– спросила Лили.

– Девочка моя, - игриво ответил ей Отто, - пора перестать верить в сказки со счастливым концом. Собственно, большевики и не настаивали на выплате тех миллиардов. Но из-за одного этого их требования союзники поспешили обвинить Россию в попытке срыва конференции.

– Ах, ну конечно, - ухмыльнулся Метц, - что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

– Вот именно, профессор. Но всё, что я рассказал, было только прелюдией к главному. Наш министр иностранных дел Ратенау подписал с Россией договор об отказе от их финансовых претензий к нам в обмен на наше признание советской национализации.

– Ну, слава Богу, - выдохнул профессор.
– Хоть жить станет чуть-чуть легче.

– Сильно сомневаюсь. Дело-то не в самом договоре, разве что отчасти. Его ведь подписывали ночью и тайно.

– Тайно от кого?

– Англичан и французов, разумеется. У меня сложилось такое впечатление, что Ратенау не может и шагу ступить без одобрения Ллойд-Джорджа. Порой я не могу понять, чей он министр - германский или британский? Канцлер Вирт всё-таки куда более самостоятельная и последовательная фигура. Но интересно не это. Я уже сказал, договор подписали ночью. Утром о нём объявили во всеуслышание, и началось что-то невообразимое. Англичане разве что слюной не брызгали от возмущения. До меня дошёл кулуарный слушок, что Ратенау на следующий же день чуть ли не на коленях умолял Чичерина расторгнуть договор. Но большевики не дураки, это они в Генуе дали понять всем. Так что, думаю, нужно ждать отставки Ратенау и канцлера Вирта заодно со всем кабинетом.

Отто Верт немного ошибся в прогнозах. Через два месяца после этого разговора из Берлина пришла весть, что Ратенау убит. На его машину напали трое студентов-бомбистов с гранатами и огнестрельным оружием.

– Здесь явно проглядывается английский след - уверенно говорил Отто.
– Я задаюсь извечным вопросом "Кому выгодно?" и нахожу ответ, что выгодно только англичанам. То, что произошло на Генуэзской конференции между Германией и Россией, для британских политиков настоящий демарш. А демарш наказуем, чтобы никому больше не было повадно срываться с поводка. Вы, кстати, слышали, что месяц назад с Лениным случился инсульт?

Профессор Метц ни о чём подобном не слышал и очень сомневался, что до баварского журналиста может дойти достоверная новость о болезни лидера иностранного и более чем изолированного государства.

Но не здоровье политиков отныне занимало думы профессора. Инфляция, что ещё с начала войны понемногу съедала семейные накопления, теперь совершила резкий скачок вверх. Веймарское правительство приняло спорный закон "О защите республики", запрещающий деятельность всех экстремистских организаций в стране, а заодно и урезающий права земельных правительств. Больше всех оскорбилась баварская "директория" в лице генерального комиссара фон Кара. Ссора с Берлином вылилась в угрозы снова отделиться от республики, наплевать на демократию и либерализм, и возродить монархию.

Впереди страну ждали тяжёлые времена.

13

Германию лихорадил политический и экономический кризис. Пока в Берлине сменялись канцлеры и министры, а за буханку хлеба приходилось отдавать миллиард марок, в семье Гольдхагенов едва не случился раскол.

В одну из ночей Сандра внезапно проснулась и не обнаружила Даниэля рядом. Она уже хотела пойти в библиотеку или лабораторию, чтобы оторвать его от работы и позвать обратно, но её остановил таинственный шёпот в коридоре. Слегка приоткрыв дверь, Сандра увидела в узкую щелочку, как Даниэль выходит из комнаты Лили. Сандра уже готова была подумать, что никогда не спящая Лили заболтала подвернувшегося Даниэля, но прощальные объятия и горячий поцелуй тут же перечеркнули все мысли о хорошем.

Сандра спешно закрыла дверь и опустилась на кровать. Через минуту Даниэль зашёл в комнату и тихо побрел к постели. Неожиданно для себя он наткнулся на Сандру и получил в темноте звонкую оплеуху. Его оправдание: "Это было всего два раза", прозвучало с такой наивностью, что хотелось и поверить и ударить вновь.

– Уходи к своим крысам, - злобно выплюнула Сандра и завернулась в одеяло, давая понять, что не пустит осквернителя на семейное ложе. И Даниель обреченно побрел ночевать в лабораторию.