Однажды Ветер совершал очередной подвиг любви. Его друг, специалист высочайшей квалификации, — трудился рядом, тоже исполняя сложную и ответственную работу. Случалось у них такое, просто запарка, работы невпроворот, а условий — никаких. И вот этот друг, сильно подуставший от стараний, так ушел в процесс, что потерялся во времени и в пространстве. Обнаруженное внезапно, это состояние сильно его напугало, и он решил избавиться от него. Не без помощи друга, конечно, то есть Ветра.

Тем временем Алексий, выпиливая свою безделушку, был всецело занят, поглощен, увлечен. Его фреза, работающая по заданному алгоритму, совершала очередной ювелирный заход, чтобы, отторгнув стружку и опилки, получить желанный результат. Именно в этот ответственейший момент чей–то грязный (в обоих смыслах) скрюченный палец просунулся в пространство между Алексием и объектом обработки, и подленько, конечно, неосознанно, совершил святотатство — выдернул его рабочее зубило из паза заготовки. От этого зубило кощунственно потеряло металлическую твердость и было сломано. А ведь этот сложный и чувствительный инструмент перед каждым рабочим сеансом проходил определенную настройку и специальную заточку! Нужно ли говорить, что вдохновение мастера улетучилось внезапно и обвально, словно его обесточили, как какой–нибудь промышленный станок при выполнении сложной операции. На всю ту ночь у Алексия — мастера своего дела — технологический процесс дал сбой по причине выхода из строя главного органа. Ведь этот эксклюзивный заказ требовал не только наладки самого инструмента, подготовки места работы, определенной отладки заготовки, которая не под каждый инструмент ляжет, но и главного движителя процесса — вдохновения мастера. Вдохновение в этом процессе — это как искра в автомобиле, если уйдет в землю, то машина встанет раком или колом.

И вот обессиленный Алексий в немом шоке уставился на товарища по цеху и долго не мог сообразить, что же это за наглость такая.

— Ты что, дурак, натворил? — с укором и в полном недоумении обратился он к виновнику срыва производственного задания. — Что мне теперь делать?

А соратник по цеху, чье рабочее место находилось рядом, объяснил все невинно, прямо как в кино «Операция «Ы»»:

— Я хотел спросить который час…

— Ну спросил, идиот? А что теперь?

Действительно, что тут скажешь человеку, потерявшемуся в дебрях первородных стихий и загубившему на корню вдохновенное долбление зубилом? Вопрос риторический.

В этой непростой ситуации можно лишь дать совет на будущее. Первое, во избежание помех, создаваемых друг другу, станки необходимо размещать в изолированных помещениях. Второе, для контроля рабочего процесса обработки столь ответственных заготовок, как сами заказчицы, каждого исполнителя следует снабжать наручными часами со светящимся циферблатом и, на всякий случай, если они выйдут из строя, обеспечивать помещение стационарным будильником. И третье, последнее и самое главное — любое искусство не терпит суеты.

Были, были славные времена… Алексий вздохнул и спустился на грешную землю.

В номере Петр Яковлевич завалился спать, а Ветер до трех часов ночи болтал с Людмилой в интернете. Ее интересовал результат его похода на танцы, а тот, уводя собеседницу со скользкой темы, перевел разговор на ее двойника из американской провинции. Легкий санаторный роман пока удачно интегрировался с виртуальным.

В воскресенье, 20-го мая, погода всех порадовала. Солнце, уверенно наступая на непогодь, поганой метлой разогнало темные тучи, от которых остались ошметки неприятных воспоминаний в виде белых облачков–барашков. Ну и правильно! Хватить квасить, пора выходить из запоя (из–за туч проклятых) и дарить свет санаторию «Буг», его отдыхающим и окрестностям!

Утром Петр Яковлевич встал пораньше и по–стариковски начал шебаршить по номеру, собираясь на завтрак. Алексий же ночью лег поздно, поэтому продолжал валяться до девяти. Пока его сосед завтракал, Алексий успел умыться и поменять постельное белье. После чего бросил тело поверх заправленной постели, а по возвращении Петра Яковлевича, оба принялись обсуждать планы на сегодня. По случаю выходного дня от более опытного обитателя номера поступило предложение, отличающееся нестандартным подходом — заняться шашлыками. В прениях «против» Алексий не высказывался, так как был «за».

Провалявшись еще некоторое время на заправленных кроватях, сотоварищи встали и, лениво потягиваясь, побрели по проторенной стезе в магазин, где приобрели недостающее «оборудование». Вернувшись, прихватили остальное имущество и, не особо рассчитывая в выходной день найти свободное место, пошли осматривать территорию и окрестности санатория. К удивлению, они нашли прекрасное место у реки, в замечательной беседке, оборудованной «по последнему слову техники», вплоть до мангала.

Правда, как хозяйка, которая по обыкновению забывает выставить на стол хлеб, друзья оставили в номере главное — водку и спички. Пока Алексий бегал за «самым главным оборудованием», Петр Яковлевич насобирал дров и элементарным щелчком пальцев поджег их в мангале. В итоге они хорошо посидели на лоне красивой природы.

Мимо проходил отдыхающий, назвавшийся Валентином, шестидесяти двух лет, частнопрактикующий доктор из Мурманска. Друзья зазвали его к своему шалашу, и он без оптимизма, а лишь для приличия посопротивлялся, ссылаясь на такое важное обстоятельство, как запрет жены. Когда Петр Яковлевич пошел на радикальные меры и налил Валентину стакан согревающей душу, а заодно внутренние органы водки, тому ничего не оставалось, как принять приглашение. Втроем попили водочки, поели шашлыков, мирно побеседовали. После этого застолья уже не было никакого желания идти на обед.

Зато от ужина отказываться было не резон. Ветер сидел в гордом одиночестве и скучал — его застольных подруг поезд уносил далеко на север, в Пушкин Ленинградской области, а новых еще не подсадили. Так как он завтраки не посещал, то и меню себе не составлял, поэтому его кормили по остаточному принципу, то есть обслуживали последним. Он вынужденно долго сидел в ожидании положенной порции и рассеянным взглядом скользил по лицам насыщающегося люда, пока не уткнулся в Ирину из Орши. Оценивая ее как женщину, по–философски отметил, что если бы в первую ночь, когда возвращался после проводов засидевшихся гостей, не перешагнул через нее, а споткнулся бы об ее фигуру в постели, то сейчас был бы недоволен собой и чувствовал моральную неудовлетворенность. Слава богу, что этого не произошло! Почему Алексий тогда об этом подумал, неизвестно, но его настроение явилось неким предчувствием. Однако обо всем по порядку.