Шрифт:
— Можно, мы еще когда-нибудь придем?
— Ладно, приходите, — кивнула Галина.
Гости с шумом покатились вниз по лестнице.
"Господи, все такой же, ни на грамм серьезнее не стал", — вздохнула Галина, укладываясь спать. Но на душе все-таки было приятно.
Через два дня Жупиков пришел к ней, и опять не один, а с бывшим однокашником "Вовкой".
— Можно? — заробели они у входа — оба трезвые были.
— Входите, — повеселела, неведомо с чего, Галина.
Гости зашли, робко уселись на диване.
— Мы тут… — Жупиков засмущался, доставая из портфеля бутылку вина. — Нам с Вовкой оклады повысили, так мы… — он достал еще две.
— Ого! — не сдержала удивления Галина. — Что ж, придется рюмки доставать.
Она принесла рюмки, на закуску — фаршированные перцы, которые как будто специально сготовила к приходу гостей.
— Неужто готовить научилась? — спросил, подсмеиваясь, Жупиков.
Галина скорчила гримасу: "Собственно, почему бы и нет?"
Лева отведал.
— Вкусно, — похвалил он, — как настоящие.
Галина отмахнулась: "Кушайте на здоровье".
Аленка, оторвавшись от книжки, которую рассматривала, пристально смотрела на красивого дядю.
Галина вышла на кухню за добавкой. Когда она вернулась в комнату, по напряженно застывшей Аленке, по плаксивому, виноватому выражению лица Жупикова поняла: что-то произошло.
— Что ты ей сказал? — почти догадываясь, приступила она к Жупикову. Руки ее покрылись мурашками — она ожидала непоправимого.
— Я сказал, что я — ее папа…
Галина обмякла, душа ее куда-то оборвалась.
— Зачем?! Не знал ребенок, что у него есть отец, и век бы еще не узнал! Ну что вот теперь делать? Для чего ты ей сказал? — досадовала она на Жупикова.
Аленка широко раскрытыми глазами недоверчиво посмотрела на маму. Потом сказала, видимо, уже повторяя:
— Нет, ты не мой папа, у моего папы совсем другие глаза.
— Ну Галя, скажи ей, — простонал Жупиков, — она мне не верит!
— А с чего бы ей верить? Она тебя только на фотографиях и видела. Мало ли кто что ей скажет? Расхлебывай теперь сам! — расстроенная Галина махнула рукой.
Но все же ей было интересно, как Жупиков выпутается из этого положения. Наверно, думал, что как только он известит Аленку, кто он такой, она с радостным визгом бросится ему на шею, и все пойдет как по маслу — две родственные души сольются… Но в жизни все гораздо сложнее, тем более у детей. Да и как Аленка поверит ему, что он ее папа, если четыре года его не видела и знать не знала?
Но Жупиков начал форсировать события — ему не терпелось, чтобы ребенок вот сейчас же, немедленно, узнал в нем папу. Как это — от родного отца отказываться? Для него это было неожиданностью — он не думал, что с ребенком у него возникнут трудности.
— Галя, у тебя есть мои фотография? — потребовал он. — Дай ее сюда! Пусть она сличит! Пусть узнает!
Галина достала фотографию, которую бабушка не раз показывала Аленке, чтобы та "знала своего папу". Аленка недоверчиво слушала доказательства дяди, который тыкал пальцем в фото, а потом — себе в лицо. "Вовка" наконец не выдержал:
— Говорил же тебе, Лева: не вылезай, помолчи!
Лева сник. Аленка отошла в угол и смотрела оттуда на отца своими большими глазами. Ее маленькое детское сознание впервые было так сильно смущено. Галя до сих пор ни разу не упоминала ей об отце — что о нем вспоминать, если он уже оторванный ломоть, умер для них. Но бабушка, Галина мать, не давала Аленке забыть о нем. То, по ее словам, папа отправился куда-то "зарабатывать денежки", то "очень много где-то работает", и ему все некогда, недосуг. И во всех случаях он был "так далеко", что не мог придти к дочке, хотя жил в трех кварталах от нее…
Раздосадованный дружок Левы засобирался домой. Лева решил еще остаться — ему нужно было сказать Гале то важное, ради чего он пришел, ради чего он признался дочке в родстве. Галина тоже это понимала.
Вовка ушел, они остались вдвоем. Растревоженная Аленка не выходила из своего угла. Жупиков помялся, прежде чем начать, потом заговорил — трезво, серьезно. "Господи, ведет себя почти как мужчина… Откуда только смелость да рассудительность взялись?" — изумлялась, глядя на него, Галина.
Жупиков начал дипломатично:
— Галя, я за эти годы очень многое пережил, передумал… Постарел лет на десять…
Галина особых перемен не заметила, но промолчала.
— Я понял, что все это не то… Ну, мой второй брак. А вот первая жена, первый ребенок — это здесь, в сердце, это — настоящее, это не забывается. Я все это время о вас думал… Дурак был, дурак, что развелся!
— Может, это тебе только кажется? — усомнилась Галина. Что-то уж больно фантастично это раскаяние выглядело. Где ж тогда он был три года, если о них неотступно думал?