Подскочившая стража увела наших коней. Мы с Дандаки, обогнув храм, вошли в дверь красивого, каменного дома, украшенного резным фризом и колоннами. Ну да, резиденция…

Женщина, полулежавшая на широком ложе с высокой, изукрашенной бронзой спинкой, умирала. Осунувшееся лицо с заострившими чертами, серая кожа. Но главным признаком был тяжкий дух умирающего тела. В больницах его заглушают запахи лекарств, но он чувствуется, если над умирающим склониться. Здесь запах шибал в нос.

— Подойди! — велела Мада.

Голос ее звучал слабо, но властно. Я подчинился.

— Хорош! — заключила жрица, завершив осмотр. — Молод, силен, здоров. Красив… Не хуже Луция. Только тот был умнее. Он не поехал бы к врагу.

— Даже из-за тебя?

— Ты дерзок! — насупилась жрица. — Но я отвечу на твой вопрос, пришлый. Луций не сделал бы это даже из-за меня.

— Мне говорили: он тебя любил…

Дандаки за спиной сдавленно охнула.

— Что ты понимаешь! — прошипела жрица. — Любовь не в том, чтобы погибнуть из-за женщины. Важнее остаться в живых и отомстить обидчику. Луций так бы и поступил.

— Почему вы воюете с рома?

За моей спиной выругались. Вполголоса, но достаточно громко, чтоб я услышал.

— В Паксе полно земель, — как ни в чем не бывало продолжил я, — хватает источников вод. Можно прокормить стада, много большие, чем есть у сарм. Зачем война? Куда разумнее торговать. Все равно этим занимаетесь. Вам нужны зерно, рыба, металлы и оружие, рома не хватает скота и кож Но из-за того, что мира нет, вы отдаете свое дешево, а чужое покупаете дорого. Сами создаете условия, из-за которых вам плохо. Почему? Объясни мне это, глупому!

Мада рассмеялась — негромко и хрипло.

— В твоем мире нет войн?

— Мы не преуспели в этом, — сознался я. — Но у любой, даже маленькой, войны существует причина, пусть даже абсурдная. Здесь ее нет.

— Ты в Паксе недавно, — сказала жрица, — но уже берешься судить. Слушай, пришлый! Под моим началом тысячи сарм. В год их сажают на коня и учат воевать. Они растут на песнях, прославляющих воинов. Убить врага, завладеть его мужчинами и имуществом — высшая доблесть для сарм. Стоит запретить войну с рома, как они примутся резать друг друга. Степь ослабеет, и с ней покончат. Ты этого добиваешься?

Я покачал головой.

— Тогда прекрати говорить глупости! — сказала жрица. — Тебя не за этим привели. Дандаки сказала, что ты медикус. Осмотри меня!

Подбежавшие служанки раздели Маду. Я заткнулся и приступил к обследованию. Света, падающего из окошек, было мало, но мне хватило. Признаки, как в учебнике. Неоперабельная меланома в заключительной стадии.

— Ну? — спросила жрица, после того, как ее одели.

— Дней десять! — пожал я плечами. — От силы двадцать. После чего ты умрешь.

— Значит, вдохни в меня жизнь!

— Я не умею этого.

— В Бимжи вдохнул!

Мада нахмурилась. М-да… Доложили..

— Бимжи нахлебалась воды, и я сделал ей искусственное дыхание. Я не шаман и не воскрешаю мертвых.

Тебя не спасут даже в моем мире, где такие болезни лечат. Слишком поздно.

Мада глянула мне в глаза. Я не отвел взгляда.

— Не врешь! — со вздохом сказала жрица. Она подумала и поманила Дандаки. Та с готовностью подскочила. — Он говорил с тобой обо мне?

— Да, Великая!

— О чем?

— Предлагал тебя убить!

Я едва сдержал ругательство. Зараза! Сдала! А я держал ее за союзника…

— Он объяснил: это избавит тебя от мучений! — добавила Дандаки.

— И расчистит дорогу твоей дочери, — усмехнулась жрица. — Ты заключила с ним договор?

— Да, Великая! Но… — Дандаки побледнела. Только в случае, если ты сама…

— Что пообещала?

— Позволить ему уехать с самкой.

— Поэтому он торопится, — хмыкнула жрица. — В Балгас прибыли вожди. Они ждут моей смерти, чтобы самим выбрать Маду. Если у них выйдет, пришлому несдобровать. Его потащат в дома победительниц, а самку, которую он любит, зарежут. Пришлый глуп, как я и думала. Пытаться уговорить мою сотницу…

Жрица умолкла и задумалась. Это длилось долго. По лицу ее скользили тени. Это заставляло меня ежиться. Дандаки рядом и вовсе не дышала. Наконец Мада тряхнула головой.

— Много лет ты была моей тенью, Дандаки. Оберегала, хранила… Отказалась убить меня даже ради дочери. Мы с тобой родственницы, а Бимжи — дочь Луция. Ты заслужила награду. Бимжи станет Великой Матерью.

— Великая!

Дандаки рухнула на колени и попыталась лизнуть руку жрицы, но та с раздражением ее оттолкнула.