О, если бы эту страсть Аллах не создал для нас

Когда жара бы не было в душе, если вспомню вас,

То слезы бы по щекам обильные не лились.

Я сердце учу терпеть и днями, и в час ночной,

И тело моё теперь сгорело в огне любви.

И потом я упал к ногам шейха Насра и стал целовать их и плакать сильным плачем и оказал ему:

– Пожалей меня - пожалеет тебя Аллах, и помоги мне в моей беде.

– Аллах тебе поможет! О дитя моё, - сказал шейх Наср, - клянусь Аллахом, я не знаю этих девушек и не ведаю, где их страна. Но если ты увлёкся одной из них, о дитя моё, проживи у меня до такого же времени в следующем году, так как они прилетят в будущем году в такой же день. И когда приблизятся те дни, в которые они прилетают, сядь, спрятавшись в саду под деревом. И когда девушки войдут в бассейн и начнут там плавать и играть и отдалятся от своих одежд, возьми одежду той из них, которую ты желаешь. Когда девушки увидят тебя, они выйдут на сушу, чтобы надеть свою одежду, и та, чью одежду ты взял, окажет тебе мягкими словами с прекрасной улыбкой: "Отдай мне, о брат мой, мою одежду, чтобы я её надела и прикрылась ею". Но если ты послушаешься её слов и отдашь ей одежду, ты никогда не достигнешь у неё желаемого. Она её наденет и уйдёт к своим родным, и ты никогда не увидишь её после этого. Когда ты захватишь одежду девушки, береги её и положи её под мышку и не отдавай её девушке, пока я не возвращусь после встречи с птицами. Я помирю тебя с ней и отошлю тебя в твою страну, и девушка будет с тобою. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше.

39.

Продолжение рассказа седьмого узника

– Насколько ты ловок?

– О, господин, о мудрейший и щедрейший господин - небо свидетель, солнце свидетель, земля и вода свидетели, неведомо мне, как ваш кошель очутился в одеянии Ахмеда Камакима. Чудо, не иначе чудо, которое сотворил Аллах в мудрости своей, ниспослав бедному Камакиму богатого господина в час нужды. Как сказал поэт, хоть и не пристало простолюдину повторять слова великих, но после того, как великие произнесли их, слова принадлежат всем. Так вот, как сказал поэт:

О ты, кто десницу мне не раз уж протягивал,

О тот, чьих подарков ряд исчислить числом нельзя,

Как только превратностью судьбы поражён я был,

Всегда находил твою я руку в своей руке.

Еще раз говорю, вина на мне не больше, чем на повитухе, принимающей в морщинистые руки дитятко женского пола, вместо ожидаемого продолжателя рода. На все воля Аллаха. И я готов поклясться в том самым дорогим, что имею - памятью отца - досточтимого Хайри Камакима - праведника из праведников, прожившего жизнь долгую, полную забот и смирения, и ушедшего в назначенный срок...

– Ты - вор!
– сказал чужеземец, освободивший Камакима, и в словах его не было и намека на вопрос. Надо сказать, не до конца освободивший, ибо они все еще были в тюрьме, пусть и во дворе этой самой тюрьмы, освещенной дневным ахдадским солнышком. До ворот, спасительных ворот с не менее спасительной дверью оставалось несколько десятков шагов. Но даже если Камаким и пройдет, что там - пробежит их, помимо оббитых железом дверей, помимо незнакомца - да благословит его Аллах и приветствует - между ним и свободой, стояло еще два стражника, два плечистых мужа тюремной охраны. Явно скучающих. У таких одно развлечение - чтобы кто-нибудь, вроде Камакима, сделал какую-нибудь глупость, вроде побега. О-о-о, тогда скуке придет конец. Худой конец в виде несчастного вора. И заждавшимся кулакам будет работа, и застоявшимся ногам будет работа, а если сглянется Аллах, то и саблям - обоюдоострым клинкам "воинов веры" перепадет часть работенки. Малая часть, но не война же, слава Аллаху.

– Ты - вор, - повторил незнакомец, убеждая не себя, но собеседника.

Камаким подумал... и решил согласиться. Не перед кади же, в конце-концов.

Он гордо выпрямил спину, он вздернул подбородок и важно покачал головой, выражая согласие. Папаша - досточтимый Хайри - мир его праху, проживший жизнь отнюдь не праведную, да и смирения в ней было не больше, чем поживности в кунжутовом зернышке, сейчас бы гордился своим сыном.

– Я повторю свой вопрос: "Насколько ты ловок?" - от ответа на него зависит, увидишься ли сегодня ты с кади, или пойдешь со мной и выйдешь, вот за эти ворота.

– Ловчее Ахмеда Камакима не сыскать во всем Ахдаде, господин, - каков вопрос - таков ответ, даже если он и приукрашен, за ворота-то хочется.

– Можешь ли ты забраться в дом?

– Легко, пусть только господин укажет место и вещь, и он может считать - она уже у него.

Незнакомец кивнул - ответ его явно порадовал. Камаким давно понял, куда тот клонит.

– Я хочу, чтобы ты поклялся, прежде чем мы выйдем за эти ворота. Самой страшной из всех клятв - именем Аллаха, своею бессмертной душой, памятью предков, что ты выполнишь, выполнишь, что я скажу. И принесешь мне необходимое. Это одно дело, одна кража, и все - ты свободен. От клятв и от меня. Больше того, я отблагодарю тебя, заплачу денег - десять тысяч динаров. С этими деньгами, ты станешь не только свободным, но и богатым.

– Д-десять тысяч!

Чутье, опыт, все внутри Камакима говорило, да что там - кричало - не соглашаться. Но на другой стороне - его ждал Кади, и скучающий палач, и его острая сабля...

– Клянусь, - мотнул головой Камаким.

Незнакомец смотрел на него, ожидая продолжения.

– Клянусь Аллахом - господином миров, создавшим небо и землю, и все что в небе, и все что в земле и на земле, клянусь своею душой, пусть, если я нарушу клятву, вечно гореть и плавиться ей в огненном Джаханнаме, клянусь памятью своего отца - не совсем досточтимого Хайри Камакима, клянусь памятью его отца и всех предков до десятого колена, я выполню, что ты скажешь, если на то будет воля Аллаха и хватит моих сил.

Незнакомец кивнул и направился к воротам.

40.

Продолжение рассказа третьего узника

Вот что шейх Наср говорил мне: "Береги одежду той, которую ты желаешь, и не отдавай её девушке, пока я к тебе не вернусь после встречи с птицами. Вот что я могу, о дитя моё, и ничего больше".

И когда я услышал слова шейха, мое сердце успокоилось, и я прожил у него до следующего года и считал проходившие дни, после которых прилетят птицы. И когда наступил срок прилёта птиц, шейх Наср подошёл ко мне и сказал: