"Не померла бы," - испуганно подумал Абу-ль-Хасан.

– Эй ты, как тебя там, - Шамс ад-Дин легонько пнул столик, блюдо слегка съехало, голова закачалась.

"Точно померла! Нет бога, кроме Аллаха и Махаммед - посланник его!"

Пергаментные веки поднялись. Глаза, полные тоски глаза того, кто некогда звался врачом Дубаном, посмотрели на султана.

– А-а-а, это ты.

– Глупая голова, ай глупая голова, - затопал ногами Шамс ад-Дин Мухаммад, - гибнут жители Ахдада, гибнут правоверные. Души, бессмертные души - собственность Аллаха, которым положено вкушать вечный покой в зеленых садах солнечного Джанната, отправляются неизвестно куда, а ты спишь! Глупая, ай глупая голова!

– Ты пришел ко мне узнать средство от болезни?

– Клянусь памятью предков, а особенно моего отца - светлейшего Нур ад-Дина, который только из природной мягкости любил и привечал тебя - это так. И если ты сейчас же не назовешь мне способ изгнать болезнь из Ахдада, клянусь Аллахом, я прикажу...

– Что? Отрубить мне голову?
– то, что осталось от врача Дубана начало смеяться.
– А, может быть, повесить?

Визирю Абу-ль-Хасану сделалось страшно. Хорошо шутить с сильными мира сего, когда тебе нечего терять. А если, кроме головы, Аллах дал тебе еще и тело. Милое уму, несколько тучное тело, да поясница побаливает, но за столько лет привык.

– Я... да ты...
– лицо султана Ахдада налилось дурной кровью, затем пошло пятнами, тоже дурными.
– Я велю тебя стянуть с твоего блюда, а затем изжарить на медленном огне, посмотрим, как тогда ты посмеешься!

– Жарь. Я живу в таком положении уже много лет. Чуть меньшее количество лет, я пребываю в этой сокровищнице. Когда был жив твой отец - достопочтенный султан Нур ад-Дин, которого никто, даже в бреду не назвал бы мягким - еще ничего, а сейчас... я устал жить. Убивай, жарь и покончим с глупыми разговорами.

Шамс ад-Дин Мухаммад взглянул на визиря. У Абу-ль-Хасана тут же высохла слюна, и он чуть не облился от страха. Вот уж кого светлейший прикажет поджаривать на медленном огне, да и при наличии шеи повесить не составит особого труда.

– Достопочтенный Дубан, о шахиншах лекарей и шейх ученых, не сыщется ли в сундуке мудрости, коим - Аллах тому свидетель - является твоя бесценная голова, среди прочих м-м-м, э-э-э, мудростей средства от болезни, доставляющей столько неприятностей славным жителям, э-э-э славного Ахдада, - запинаясь, вопросил Абу-ль-Хасан.

– Не сыщется, - ответил Дубан, часто моргая.

Абу-ль-Хасан почувствовал, как душа его подошла к носу, готовая вот-вот вылететь из него.

– Ай, глупая голова, от тебя никакого толку!
– Шамс ад-Дин вновь затопал ногами.
– Ай, глупый визирь, от тебя толку еще меньше...

– Однако в сундуке мудрости имеется средство от сна. Семена одного дерева страны Аль-Хабаш, их следует высушить, затем обжарить без масла и пряностей, затем измельчить, после залить горячей водой и выпить этого настоя не меньше трех чашек. Посадите человека, рядом с постелью больного, и он своими глазами увидит, куда исчезают несчастные.

– Узнай, кто в городе заболел в последнее время, - Шамс ад-Дин прекратил топать ногами, и даже обычная бледность вернулась на щеки повелителя правоверных (а султан в своем городе - повелитель правоверных).
– И достань мне этих семян! Сегодня же, к вечеру!

– О, светоч мира, да где ж я...

Голова вздохнула.

– Вон, два мешка у стены валяются, жареные уже. Бери - не хочу.

44.

Продолжение рассказа третьего узника

Когда я взял одежду девушки, и её сестры улетели и оставили её одну. И когда они скрылись от неё и исчезли из глаз, Ситт Шамса сказала:

– О тот, кто взял мою одежду и оставил меня нагою! Прошу тебя, верни её мне и прикрой мою срамоту. Да не даст тебе Аллах вкусить мою печаль!

И когда я услышал от неё такие слова, ум мой был похищен страстью к девушке, и усилилась моя любовь к ней. И я не смог утерпеть и поднялся с места и побежал и бросился на девушку и схватил её и потащил и спустился с ней вниз, и принёс её к себе в комнату, и набросил на неё свой плащ, а девушка плакала и кусала себе руки.

И я запер её и пошёл к шейху Насру и осведомил его о том, что получил девушку, завладел ею и снёс её вниз, в свою комнату, и сказал:

– Она теперь сидит и плачет и кусает себе руки.

И, услышав мои слова, шейх поднялся и пошел в комнату и, войдя к девушке, увидел, что она плачет и опечалена. И шейх поцеловал перед ней землю и приветствовал её, и она сказала:

– О старик, разве делают люди, подобные тебе, такие скверные дела с дочерьми царей? Ты должен знать, что мой отец - великий царь и что все цари джиннов его боятся и страшатся его ярости, у него столько колдунов, мудрецов, кудесников, шайтанов и маридов, что не справиться с ними никому, и подвластны ему твари, числа которых не знает никто, кроме Аллаха. Как это подобает тебе, о старик, давать у себя приют мужчинам из людей и осведомлять их о наших обстоятельствах и твоих обстоятельствах.