Шрифт:
В арии “A te, o cara” (“Тебе, о дорогая”) из оперы “Пуритане” Беллини в исполнении Карузо предстает перед нами таким нежно-идиллическим, каким его только можно себе представить. Дело не в изменении музыкального текста (как это некоторые ошибочно считают), а в том, что Карузо сумел исполнить свою роль с подлинным вдохновением и возвышенной выразительностью. Напрасно мы будем искать подобное исполнение у других известных певцов, живших до и после Карузо. Карузо достигает ни с чем не сравнимой силы в выражении и передаче человеческой любви и скорби. Если в арии “Spirito gentile” (“Нежное созданье”) из оперы “Фаворитка” и к арии Неморино из второго акта оперы “Любовный напиток” у Карузо были великие и достойные соперники в лице Станьо и Бончи, являвшиеся выдающимися мастерами и в некоторых других операх, то в арии “Tu che a Dio spiegasti l’ali” (“Ты, которая раскрыла…”) из оперы “Лючия” ему не страшны никакие соперники. В его пении ощущались горечь, неослабевающее напряжение, мучительные спазмы, лирическая задушевность.
В концертах Карузо преображался. Он становился спокойнее, строже. Пение его было исполнено то светлой грусти, то сокрушительных порывов. И в этой области искусства он был ищущим художником, но, казалось, никогда не оставался удовлетворенным. Может быть, здесь, и только здесь, он позволял себе эксперименты. Тогда-то и рождались эффекты, так поражавшие не только зрителей, но и самих оркестрантов, эффекты, которые он находил в тайниках своего высокого мастерства.
Вызывает улыбку утверждение некоторых музыкальных критиков, что интерпретация образа - исключительная привилегия дирижера, но никак не артиста. Дирижер - тоже истолкователь намерений автора произведения. И он, и певец раскрывают художественный образ. Но их художественные результаты определяются и глубиной чувств, заложенных в произведении, и талантом и душевными качествами исполнителя.
Джакомо Пуччини, услышавший Карузо впервые в Торре дель Лаго в 1901 году, обнял его и в порыве энтузиазма воскликнул: “Ты послан самим богом!” Карузо встретился с Пуччини случайно. Композитор готовил спектакль “Тоски” в Ливорно. Он хотел пригласить группу певцов, которая с большим успехом выступила на премьере “Тоски” в римском театре Костанци 14 января 1900 года. Однако дирекция театра и издатель Рикорди ответили Пуччини, что это невозможно, потому что тенор де Марки выехал на гастроли в Южную Америку. Они предложили ему прослушать молодого неаполитанца, который в ту пору был свободен. Глубоко веривший в тенора де Марки, Пуччини нехотя принял предложение; он пригласил Карузо на свою виллу в Торре дель Лаго. Достаточно было Карузо спеть арию Каварадосси (“Тайная гармония”), чтобы на всю жизнь завоевать сердце требовательного и чуткого маэстро.
Старый виолончелист Джузеппе де Меа, несколько лет игравший в оркестре Метрополитен-опера во времена Карузо, прослушав у меня дома в Генуе несколько пластинок великого певца, сказал с глубоким вздохом: “Возродите нам Карузо хотя бы в той степени, в какой это в состоянии сделать современная техника звукозаписи, и мы навсегда заставим умолкнуть всех певцов!”
Страницы этой книги не претендуют на то, чтобы исчерпать материалы об искусстве Карузо, о его жизни артиста и певца. О нем еще не сказано последнего слова. Но, не боясь показаться нескромным, хочу заметить, что в ходе повествования, хотя я иногда и увлекался, мне все-таки удалось показать значение творчества Карузо, рассказать о его большом сердце, несравненном очаровании его голоса, подчеркнуть историческую важность его нового понимания оперы. Карузо, несомненно, величайший тенор, какого когда-либо знала история оперного театра.
_______________________________________________________________________________
Оперы, в которых пел Энрико Карузо
Альфано Франко: “Принц Зилах”, “Тень Дон-Жуана”.
Аутери-Мандзокки Сальваторе: “Граф Глейхен”.
Беллини Винченцо: “Пират”, “Бианка и Фернандо”, “Пуритане”, “Сомнамбула”, “Норма”.
Бизе Жорж: “Кармен”, “Искатели жемчуга”.
Бойто Арриго: “Мефистофель”.
Боттезини Джованни: “Эро и Леандро”.
Буччери Джанни: “Марьедда”.
Вагнер Рихард: “Лоэнгрин”.
Вебер Карл-Мариа: “Оберон”.
Верди Джузеппе: “Эрнани”, “Макбет”, “Луиза Миллер”, “Риголетто”, “Трубадур”, “Травиата”, “Сицилийская вечерня”, “Бал-маскарад”, “Сила судьбы”, “Дон Карлос”, “Аида”, “Отелло”, “Фальстаф”.
Галеви Жак: “Дочь кардинала”.
Глюк Христоф: “Федра”, “Орфей”.
Гуно Шарль: “Фауст”.
Дебюсси Клод: “Пеллеас и Мелизанда”.
Дзандонаи Риккардо: “Франческа да Римини”.
Де Джойа Никола: “Неаполитанский карнавал”.
Джордано Умберто: “Плохая жизнь”, “Андре Шенье”, “Федора”, “Сибирь”.
Доницетти Гаэтано: “Лукреция Борджиа”, “Лючия ди Ламермур”, “Фаворитка”, “Любовный напиток”.
Каталани Альфредо: “Адмега”, “Валли”.
Леонкавалло Руджеро: “Паяцы”, “Богема”, “Заза”.
Масканьи Пьетро: “Сельская честь”, “Друг Фриц”, “Ирис”, “Маски”, “Изабо”, “Маленький Марат”.
Массне Жюль: “Манон”, “Таис”, “Вертер”, “Наваррка”.
Мейербер Джакомо: “Гугеноты”, “Африканка”.
Наполитано Даниэле: “Тайный пророк”.
Понкьелли Амилькаре: “Джоконда”.
Пуччини Джакомо: “Манон Леско”, “Богема”, “Тоска”, “Мадам Баттерфляй”, “Девушка с Запада”.
Россини Джоаккино: “Танкред”, “Отелло”, “Вильгельм Телль”.
Сен-Сане Камиль: “Самсон и Далила”.
Себастьяни Арриго: “У святого Франческо”.
Спонтини Гаспаре: “Мильтон”.
Тома Амбруаз: “Миньон”.
Флотов Фридрих: “Марта”.
Форнари Винченцо: “Драма во время сбора винограда”.
Франкетти Альберто: “Христофор Колумб”, “Синьор де Пурсаньяк”, “Германия”.