Есть тут кто? – громко спросил Сережа.

А тебе какое дело? – донеслось из темноты.

Сережа вздрогнул от неожиданности, но присутствия духа не потерял.

Вы – живой? – вновь задал вопрос он.

Не то чтобы очень.

«Ага-ага, – произнес про себя Сережа. – Неживой, значит». Некоторое время он обдумывал это признание, потом вновь принялся расспрашивать:

А как вас зовут? Имя есть какое?

Степаном величали…

Вы тут живете?

Обрекли. Да разве это жизнь. Жизнь давно кончилась. А это… не знаю, как назвать… Страдание, прозябание… Нет, не то… Вонючая, гнилая пустота, как эти болота… И мука, непереносимая мука! Горю я весь! – вдруг завизжало нечто. – Палят меня, терзают, жгут…

Да как же это может быть? Кто вас жжет?

Тебе не понять, малый. На тебе вон креста нет.

Что вам всем этот крест дался? – неожиданно для себя воскликнул Сережа. – Ну не крестили меня в детстве, и что из этого следует?

А то! – отозвался Степан. – Поэтому и спасся. Не утянули тебя эти в омут. И давеча, в трясине… Водяной дедушка на прочность проверял… И, видать, ты ему приглянулся. А если бы на тебе крест был, непременно бы сгубили. Обычай у них такой. Не могут они выносить присутствия чужого бога, который загнал их в эту глушь.

Какого такого чужого бога?

Да Христа! Неужели не понятно? В иные времена народ им поклонялся. Жертвы приносил… А пришло время – низвергли. Вот они в эту глушь и забрались, поскольку силенок не хватило сопротивляться. Раньше-то, в иное время, веселые были, а потом озлобились. И стали нечистью прозываться. Вот крещеную душу и губят. Забредет какой дурень в эти гиблые края – они и рады. Сначала потешатся, покуражатся, а потом вовсе изведут.

– И тебя извели?

Нет, у нас с маменькой другое. За грехи наказаны.

За какие грехи?

Не нужно тебе знать этого. Наша печаль. И вот теперь я тут… а маменька в омуте. Вот если бы удалось нам соединиться, тогда бы и кончились страдания. Но не дают эти, почитай, каждую ночь мучают. Зимой только и отдыхаю. Они спят в своем омуте, а я тут, в трущобе. Зимой, правда, сюда охотники забредают вроде тебя. Ну я их, того… Пугаю малость. Правда, давно никого не было. Боятся, видать.

А показаться можешь? – вдруг расхрабрился Сережа.

Отчего же, можно. Смотри, коли не боишься.

Внутренность избушки вдруг осветилась кроваво-красным светом, и в углу возник силуэт человека. Вначале он был почти прозрачен, но постепенно загустел, словно оделся в плоть. Теперь Сережа различил: перед ним стоит совсем молодой человек, почти ребенок, но одновременно присутствовало в нем и нечто старческое – отсутствие волос на голове, поджатые губы, опущенные плечи. Человек был абсолютно наг. И что еще поразило Сережу – огромные, в пол-лица, слабо мерцающие глаза.

Кабы с маменькой соединиться, – вновь произнес призрак.

Но как это сделать? – спросил Сережа.

Не ведаю… Наверное, когда-нибудь узнаю, времени достаточно. А пока принужден тут обитать. Приговорен…

А если спалить твою избушку. Могу посодействовать.

Спалить, говоришь? А я куда?

На свободу.

Ой нет! Еще хуже будет. Так хоть какой-никакой, а приют. А иначе буду я по этим пустошам скакать да волком выть. Тут есть такие бесприютные… Затерянные души. Ночами они вокруг блукают. И воют от тоски. Воют и воют…

Откуда же они взялись?

Не ведаю. С давних времен тут бродят. Убиенные, заложные, некрещеные младенцы, проклятые родителями, да мало ли…И скитаются по пустошам, клубятся в потемках… У меня хоть место свое есть.

А я, понимаешь, не верил в вас, – растерянно сообщил Сережа.

Многие не верят, – равнодушно отозвался призрак, – пока сами не столкнутся. А уж тогда… Ты вот мужик крепкий, а иные разума лишаются, мозги набекрень становятся. И сами в трясины забредают, а тем это как раз и нужно. И вот еще одна неприкаянная душа появляется.

Так, значит, из болот выбраться невозможно?

Почему же? Очень даже возможно. Главное, не страшиться. И осторожность, конечно, нужна. Ты выйдешь, не сомневайся. А может, кто и подсобит.

Кто подсобит?

Ну, не знаю, – уклончиво произнес призрак. – Тут не только чудища встречаются. Есть и такие, которые помогают.

Чем больше Сережа смотрел на странное создание, ведшее с ним беседу, тем сильнее ему казалось, что все происходящее ему снится. Вскоре он уже не мог понять: где сон, где явь. В глаза словно кто-то бросил горсть песка. Веки слипались. Он держался только силой воли, однако и она вскоре иссякла. Перед глазами завертелись разноцветные круги, которые рассыпались фейерверком разноцветных огненных искр. И он исчез из реальности. Да и был ли он в ней?