— Аннис, знаешь, как наши тебя называют? — с усмешкой спросил Куколка, увидев мое унылое лицо из-за решетки.

— Откуда бы… — отозвалась я. — Я думала, вам вообще запрещают со мной разговаривать.

— Нет, только заходить запрещено, — Куколка ухмыльнулся, миловидное лицо его стало еще симпатичнее, чем обычно. — С тобой поговоришь… Злая и плюёшься…

— Это я-то злая? — обиделась я. — Я вообще-то в плену. Мне положено гадости делать своим тюремщикам!

— Нам тоже не очень-то нравится наша роль, особенно подчинение Арвайду, — прошептал он. — Знаешь, сколько наших он убил ни за что ни про что? Его все боятся, кроме разве что принца Атрейона…

— Нечего было с этой скотиной связываться, — фыркнула я.

— Это наш единственный шанс на выживание, — покачал головой Куколка. Он помолчал несколько секунд, потом произнёс:- Мы благодарны тебе за вчерашнюю ночь. Все наши знают, что ты заступалась за наших стариков. Это было бесполезно, но мы понимаем… Ни ты, ни Атрейон, ничего не могли сделать…

— Я не понимаю, Куколка, почему… Вы же бессмертные существа, вы же как сиды… Почему… вы же не должны стареть! — растерянно сказала я.

— Мы такими были, Аннис. Четыре тысячи лет во тьме изменили нас. Мы стали смертны. Мы едва дотягиваем до сотни лет… И буквально за несколько дней стареем. Те, кого ты видела, не доживут до следующего открытия Врат. Сотня лет юности и силы, и почти мгновенное разрушение…

— Страшно… — прошептала я. — Но вы же маги, разве вы не можете исцелить…

— Увы. Мы вовсе не маги. Магов у нас осталось всего двадцать, и один из них Атрейон. А эта старость, эта болезнь… она не лечится даже магией. Думаешь, мы не пытались? Даже наш Бог-Король бессилен перед этими изменениями, проникшими в нашу кровь.

— И вы решили, что вернувшись в родной мир, сможете избавиться от этой напасти?

— В том числе.

Куколка с усилием выдавил улыбку, решив сменить тему:

— Все очень порадовались твоему таланту художника, Аннис. Арвайд от злости там чуть весь Зал Ритуалов не разнёс. Хорошо, хоть Атрейон успел прикрыть воинов от его гнева.

— Я старалась, — ухмыльнулась я. Похоже, Чучелко всех знакомых известил о моих рисунках. Аж самой приятно.

— Наши называют тебя Чефф, — хмыкнул он.

— И что это? — моргнула я. Точно, я уже пару раз слышала это непонятное слово от проходящих фоморов, только не подозревала, что это обо мне.

— Там, где мы родились, есть такой маленький зверек, — ехидно сказал Куколка. — Всего по колено ростом, пушистый, с огромными светящимися глазами. Даже лучшие охотники предпочитают встретиться с огромным монстром, чем с чеффом. О его свирепости ходят легенды, он не поддаётся приручению и может победить существо гораздо больше себя.

— У него такие зубы или когти? — засмеялась я польщенно.

— Нет. Он плюётся ядовитой слюной, — ответил Куколка.

Я захохотала. Ну, точно. Хорошо, у них верблюдов не водится, а то бы и так обозвали.

Прошла еще неделя, еще один Ритуал. Атрейон снова заходил меня лечить. Разговаривать со мной он не стал, поторопился поскорее закончить лечение, и вышел, не обращая внимания на мои вопросы, которыми я его засыпала. Я на него аж обиделась.

Я познакомилась с некоторыми своими охранниками. Они действительно называли меня Чефф, твою ж дивизию… Чучело, оказывается, звали Роирриа, а Куколку Ллейган. Фамилии я их тут же забыла, а имена переделала в Рорика и Лёлика. Эти трое — Рорик, Лёлик и Эдик, вроде как совсем по-дружески ко мне относились. Жаль только бежать не помогут. Дружба дружбой, а табачок врозь, тот же случай. Они были слишком практичны для этого. Насколько я понимаю, главной чертой всех фоморов была именно практичность, даже не гордость, как у сидов. Четыре тысячи лет в лишениях вытравили из них всякие глупости, вроде безответственности и ложных иллюзий. Может, они и сочувствовали мне где-то в глубине души, но бежать не позволят.

Жалела меня только Лина. Искренне, по-женски, со слезами и причитаниями. Честно говоря, это больше раздражало, чем холодная практичность фоморов.

Частенько проходящие по своим делам быстро бросали мне между прутьев решетки подарочки. Всякие мелочи, вроде расчески, пирожка в тряпочке, яблока или груши, кто-то порадовал свистулькой, я ею достала всех охранников, скучно же сидеть без дела. Я даже понятия не имею кто всё это делал, то ли сами фоморы, то ли люди-рабы, которые, как сказала Лина, все знали о несчастной сиротке, дочери Прекрасной Рианнон, которую злой дядя держит в темнице. Мда, всем сплетни разнесла. Наверное, если бы дядюшка знал об этом, велел бы табличку повесить «Не кормить», как в зоопарке.

А Лёлик где-то раздобыл мешочек цветных мелков и тайком сунул их мне. Я возликовала и принялась разрисовывать стены своей комнаты. Ну, вспомнила прочитанных когда-то в детстве «Мушкетеров» с продолжениями. Из продолжения еще тогда поразила мое воображение месть герцога Бофора кардиналу Мазарини. И я, естественно, взяла ее на вооружение, надо же куда-то энергию девать.

Стены были тщательно расписаны картинами из жизни гнусного дядюшки. Рисую я, конечно, не ахти… это даже мягко сказано, но зато сколько экспрессии, сколько души вложено! «Фебал на виселице с живописно высунутым языком», «Фебала топят в реке на фоне заката», «Фебал на колу в позе ласточки», «Фебал, придавленный Портальными Вратами»… На этом моя скудная на сцены казней фантазия иссякла, и я перешла к серии, названной «Аня и жалкий колдунишка». «Великая Аня дает пинка жалкому колдуну», «Великая Аня лупит палкой жалкого колдуна» и нетленка, которая не могла не родиться — «Великая Аня оплевывает жалкого колдуна».