Шрифт:
Завтрашним утром Иллария сидела на постели, свесив босые ноги, голова перевязана полотенцем, и тихо стонала. Таисия Павловна была уже в полной боевой готовности – спортивный костюм, кеды, на голове картуз, в руке этюдник.
– Ну? – спросила она.
– Плохо, – честно призналась Иллария.
– К двенадцати, как всегда, принесешь мне перекусить?
– Если доживу…
– Алкашница! – Таисия ушла.
Иллария сползла с постели, открыла дверцу платяного шкафа и погляделась в зеркало, укрепленное на внутренней стороне:
– Кошмар!
В дверь постучали.
– Кто там еще? – недовольно откликнулась Иллария.
– Это я, Мешков.
– Нельзя! – Иллария испугалась.
– Мне надо поговорить.
– Сейчас я тапочки надену, а то пол холодный. – Иллария сунула ноги в тапочки, подошла к двери. – Я в разобранном виде. А вы о чем хотите говорить?
– Наверно, надо извиниться, – объяснил Мешков, – я не знал, что это на вас так подействует.
– Ничего, – прошептала Иллария, срывая с головы повязку и пытаясь привести в порядок волосы. – Я выжила. А из-за чего вы вчера с инженером ругались? Я не поняла.
– Там пролет, – начал рассказывать Мешков, продолжая стоять за дверью.
Подошла уборщица – она волочила по полу пылесос, – остановилась и с удивлением стала глазеть на жильца, который разговаривает с дверью.
Иллария отбросила тапочку и надела босоножки.
– Этот пролет, – продолжал рассказывать Мешков, – между строениями на высоте семнадцати метров, его положили две недели назад, ширина восемь метров. Надо ставить ограждение, а если он снимет на это людей, сорвется план, все останутся без прогрессивки…
Пока Мешков рассказывал, Иллария успела поменять халат на юбку и кофту.
– Теперь поняла, – закричала Иллария, потому что уборщице надоело слушать, она включила пылесос и стала чистить ковровую дорожку, – если за две недели никто не свалился, почему кто-нибудь упадет именно сегодня? – Иллария уже красила губы.
– Я ушел на стройку! – прокричал Мешков, которого раздражал пылесос.
– Дайте им получить прогрессивку! Входите, пожалуйста! – закричала Иллария, распахивая дверь, но Мешков уже действительно ушел.
В расстроенных чувствах, Иллария поплелась в буфет, и там ее увидел и весело окликнул Лазаренко:
– Возьмите сметану и подсаживайтесь!
Иллария поколебалась – подсаживаться к Лазаренко или нет, но он приветливо махал рукой, и Иллария, со стаканом сметаны и с булочкой, села к нему за столик. Лазаренко наклонился к ней и таинственно прошептал:
– Сметана сегодня неразбавленная. Ни молока не завезли, ни кефира, нечем разбавлять! Сидите тихо и не привлекайте внимания.
Иллария изумленно воззрилась на Лазаренко:
– А почему, собственно говоря, я должна…
– Тсс… – перебил Лазаренко и заговорщицки подмигнул. – Давайте говорить на посторонние темы, ну, например, кто вы по профессии?
– Делаю чертежи для технической книги. Удобно, работаю дома, распоряжаюсь своим временем сама. Но все же скажите, почему я должна…
Лазаренко опять не дал договорить:
– Ешьте сметану! Конечно, это великое дело – не ходить на работу точно к девяти… И все-таки нельзя себя так распускать, надо уметь собой владеть!
Иллария резко встала, явно намереваясь уйти, но Лазаренко схватил ее за руку и усадил:
– На меня нельзя обижаться, я абсолютно лысый!
Иллария улыбнулась против собственной воли.
– Вам надо развлечься, – продолжал Лазаренко, – пойдите, например, в парикмахерскую, посидите там пару часов в очереди, обсудите все мировые проблемы, выйдите оттуда красивой – и перестанете психовать.
– Да с чего вы взяли? – возмутилась Иллария.
Лазаренко перегнулся через стол, поманил Илларию пальцем и, смеясь одними глазами, сообщил:
– У вас одна босоножка застегнута, а другая нет, а главное, кофточка вообще надета наизнанку!
Иллария вспыхнула, не нашла что ответить и стала боязливо оглядываться по сторонам, теребя руками кофту.
– Выйдем вместе, – сказал Лазаренко, – я вас загорожу!
Почему-то парикмахерские строят теперь с большущими окнами, прохожие с интересом разглядывают клиентов или клиенток, и те чувствуют себя неловко под их насмешливыми взглядами.
Стеклянный куб парикмахерской Иллария приметила издалека.