Служащая не спеша удалилась и вернулась позевывая:

– Никто за него не расписывался.

– Тогда где оно? – заорал он. – У вас должно быть досье на такую известную семью, как Тейты!

Другая служащая, привстав на цыпочки, крикнула через ряды стеллажей:

– Вы говорите о Джордже Верниге Тейте? Это большое досье. Сюда приходил человек из Департамента полиции, чтобы с ним ознакомиться. Он хотел забрать его в управление, но мы сказали, что из помещения его нельзя выносить.

– Значит, он вынес его тайком, – сказал Квиллер. – Среди этих копов бывают нарушители. Где ваш босс?

– У него выходной, – ответила первая служащая.

– Ну так скажите ему, чтобы связался с департаментом полиции и получил досье обратно. Запомните?

– Что запомнить?

– Да ладно. Я уж ему лучше записку напишу.

В воскресенье после полудня Квиллер повел Элкокови Райт на стадион и выслушал ее точку зрения на бейсбол.

– Само собой, – заявила она, – основная притягательность этой игры – ее эротичность. Весь этот символизм, понимаете, и эти чувственные движения…

На ней было нечто, сшитое ею из покрывала.

– Клиент миссис Мидди заказал его на кровать королевского размера, – пояснила она, – а доставили ложе королевского размера, так что покрывало не подошло и я превратила его в костюм.

Ее модифицированное покрывало было из зеленого рубчатого вельвета с массой разбросанных там и сям плюшевых нашивок, похожих на ряды марширующих гусениц.

– Очень элегантно, – заметил Квиллер.

Коки тряхнула каскадом волос:

– Это не должно быть элегантным. Это должно быть сексуальным.

После обеда в ресторанчике (Коки съела крабовую ножку и несколько тушеных черносливин; Квиллер – полный обед из трех блюд) репортер сказал:

– Нынче вечером мы приглашены на вечеринку, и я, пожалуй, совершу кое-что необдуманное. Познакомлю вас с молодым человеком, который явно неотразим для женщин всех возрастов, размеров и конфигураций.

– Не беспокойтесь, – сказала Коки, легонько сжимая ему руку, – я предпочитаю мужчин постарше.

– Я не настолько уж постарше…

– Но вы такой зрелый. Это немаловажно для особы вроде меня.

Они доехали до «Виллы Веранда» в такси, держась за руки. У входа их с энтузиазмом встретил швейцар, которого Квиллер сегодня около полудня предусмотрительно снабдил чаевыми – по меркам «Виллы Веранда», небольшими, – но внимание служащего, одетого как прусский генерал девятнадцатого века, именно доллара и стоило.

Вошли в просторный холл – весь из беломраморных плит, зеркал и нержавеющей стали, – Коки одобрительно кивнула. Она вдруг притихла. Поднимаясь в лифте, Квиллер нежно приобнял ее.

Дверь Дэвида им открыл японец в белом, при виде Квиллера в его глазах мелькнула искра узнавания.

Никто и никогда не забывал репортерских усов. Потом перед ними возник И сам хозяин, лучась обаянием, и Коки взяла Квиллера под руку. Он почувствовал – ее пальцы сжались, когда Лайк рокочущим баском, опустив веки, отвечал на его официальное представление Коки.

В квартире было полно гостей – клиентов Дэвида, болтавших о своих психоаналитиках, и приятелей-дизайнеров, обсуждавших испанскую выставку в музее И новый ресторанчик в греческом квартале.

– На выставке представлены просто чудные vargueno [18] времен Изабеллы…

– Этот ресторанчик напомнит вам то местечко в Афинах, близ Акрополя… ну, помните…

Квиллер повел Коки в буфетную.

– Когда я с дизайнерами, – сказал он, – то чувствую, что я – в небывалой стране. Они никогда не обсуждают ничего серьезного или неприятного.

– У дизайнеров всего две заботы: непредставленные образцы и медлительные поставки, – бросила Коки. – У них нет настоящих проблем. – Она презрительно скривилась.

– Такая недоброжелательность не может быть чисто профессиональной. Подозреваю, вы были обмануты дизайнером… однажды…

– Или дважды. – Она застенчиво поправила прическу.

– Попробуйте эти крабовые тарталетки, они очень острые.

Хотя Квиллер недавно И ПЛОТНО пообедал, он с удовольствием отведал и салата из омаров, и коричневых хрустящих картофельных шариков с чесноком, присыпанных имбирем, и говядину на вертеле, и подогретых бутербродов с ветчиной на кукурузном хлебе. Он блаженствовал. Удовлетворенно взирал на Коки. Она ему нравилась – нравилось дерзкое ее личико в обрамлении непокорных волос, нравилась ее оленья грация…