— Хватит! — раздался строгий голос, — сколько говорила не чесать! Ходить не сможешь!

Я повернула голову. Позвоночник тут же заныл. Внутри него шевельнулось инородное. Да что ж такое, а? При каждом движении такая фигня теперь.

Звон повторился. Проморгалась. Увидела Эвелин, одну из лекарок. Эта девушка, на вид чуть младше меня, казалась очень милым созданием: плавные черты лица, мраморная кожа, тёмные волосы в высокой причёске. Но синие глаза всегда смотрели остро, да и в голосе то и дело проскальзывал металл. Ещё, в отличие от второй, старой, лекарки, Эвелин говорила на Высоком свободно и правильно.

Сейчас молодая лекарка сидела на складном стульчике рядом с койкой и размешивала в стакане дымящуюся белесую жидкость. Закуток, в котором я валялась, почти трещал по швам: один локоть Эвелин нависал надо мной, второй касался матерчатой «стены».

Закончив размешивать лекарство, Эвелин протянула стакан. Я начала пить терпкую дрянь мелкими глотками, стараясь удержать тошноту. Проглотить разом не могла: горячо. Пока давилась питьем, лекарка проверила мне рану на ноге и послушала грудь через длинную трубку.

— Так, ну все… Сейчас спи. Вечером переедешь туда, где будешь жить, и… да не чеши ты Орры! И так плохо приживаются!

На последней фразе она слегка шлепнула меня по рукам, как шкодливого ребенка. Я тут же перехватила её запястье. Со внутренней стороны, поверх восьми круглых шрамов, вился золотой узор из пересекающихся спиралей. Точно такой же с недавних пор вился и по моим рукам. Откуда и как он там появился, я не знала. Хорошо хоть название теперь известно.

— А у тебя почему Орры? — строго спросила я, — у вас что, все носят?

— Нет, только избранные, можешь гордиться, — фыркнула лекарка, — пусти!

Я разжала руку. Эвелин резким движением отняла её и тут же одернула рукав платья так, чтобы край манжеты прикрыл как можно больше узора. Хм. Не украшение, походу.

— Значит, в Оррах только избранные? И что же мы должны делать?

— Выполнять приказы. Молча! — лекарка встала, — Дарн вспыльчив, так что перечить не рекомендую. Про побег тоже забудь: механизм тебя на клочки разорвёт. Прогулки — можно, но эта модель дальше пяти кликов не пускает.

— А… а что ещё эта модель может? — холодея, спросила я.

— В смысле «что»? Что обычно. Третий мозг в подарочек. Ладно… Отсыпайся, пока можешь.

— Э-э-э…

Пока я думала над вопросом, лекарка стремительно ушла, колыхнув занавес. Боги, что за дерьмо опять?! Я посмотрела на запястья внимательней. Золотой узор терялся на моей смуглой коже, однако у суставов завитушки просматривались чётко. Откинула одеяло. Опасения подтвердились: на ногах то же самое. Проследив узор, поняла, что все линии ведут на спину. Логично: если это оковы, вживлённые в тело, они должны быть связаны с позвоночником.

Вот что я чувствую при каждом движении.

Застонав, откинулась на койку, закрыла глаза ладонями. Твою ж мать. А я тут планов настроила. Казалось: найти одежду легко, с деньгами, оружием, припасами сообразить можно. Отыскать монастырь и Зеркало-Переход тоже просто — река тут рядом, иди себе вверх по течению, и всё. Только — вот сюрприз! — теперь на мне оковы, которые отпускают на… пять, вроде, кликов. Не знаю, какое это расстояние, но Переход наверняка дальше: очень уж быстрая река, да и плыла я долго. Как же вернуться? Неужели все старания, усилия, жертвы, всё насмарку?

Я отвела руки от лица. Провела пальцем по узору Орр. Он напоминал дорогу с кучей развилок. Лабиринт. Бесконечный лабиринт, из которого нет выхода. Нет? Ха. Так не бывает. Из любой ловушки есть выход. Всегда. Как говорится, не бывает непреодолимых стен, бывает мало взрывного пламени. Значит, будем доставать. Для начала отыскать бы этот… как его…

Мысли начали путаться, как всегда после лекарства. Через несколько вдохов я заснула, крепко и без сновидений.

Когда проснулась, угодила в цепкие лапы Коры, второй лекарки.

— Ну что, сестренка солнечная, переезжаем, переезжаем, а? Давай-давай, у Хелии удобненько и тепленько всегда, и харчи любые, — забубнила старуха.

Говорила она шепеляво и неразборчиво. Высокий язык в Кориной интерпретации звучал настолько странно, что мог смело называться отдельным наречием.

— Все хорошо будет, не волновайся, тока вот от Тренчика подале держися, эт лысик такой, клубок порока, туды его в качель! Душенька твоя монастырская лакомый кусман для такого! А ежели восславить Великого Апри захочешь, енто к Куртику, честь ему и хвала, несет свет в души наши!