– Это хорошо, – сказал Эрик. – Марчелло, хоть и может производить плохое впечатление, но он профессионал. Он был одним из друзей Габриэля, когда мы только встретились, и, если честно, я его не выносил. Я называл его Толстяк. Ты знаешь, как в старом фильме «Мальтийский сокол»?

Тим пожал плечами.

– В любом случае, первое впечатление – это не всё. Марчелло может не разделять традиционные идеи романтики и отношений, но по-своему заботится о людях. – Эрик оперся на тумбочку и скрестил руки на груди. – Я знаю его дольше, чем ты живёшь. Иногда из-за одной этой истории тебе может быть комфортно рядом с человеком.

Достаточно комфортно, чтобы довериться ему и рассказать, что у тебя смертельная болезнь. Тим разорвал зрительный контакт и продолжил жевать. По правде говоря, по-прежнему было множество вещей, которые Эрик о нём не знал, вещей, которые он предпочитал держать в себе, например, его любовь к живописи. Для всех остальных такой интерес не стоил бы того, чтобы держать его в секрете, но Тим нуждался в этом, потому что его искусство вызывало у него чувство уязвимости. Он мог только представить, как рак может вызвать у кого-то такое же чувство, но по другим причинам.

Так что Тим будет притворяться, если Эрик этого хочет. Но ему нужно было знать и другие вещи, темы которых он избегал из вежливости. То, что Марчелло так хорошо знал Эрика, вызывало у Тима чувство, будто ему как-то нужно наверстать это.

– Все эти дела с братством... – начал Тим, но ему не нужно было заканчивать, потому что Эрик кивнул.

– Ты хочешь знать, что произошло на самом деле. Скажи мне, та старая беседка ещё стоит за домом братства?

Тим покачал головой.

– Я не удивлён. Она практически разваливалась, когда я был в твоём возрасте. В любом случае, в моей жизни кое-кто был, другой брат. Мы не были соседями по комнате, как вы с Трэвисом. Это спасло бы нас от кучи проблем. Мы с Майклом всё равно нашли друг друга, и время от времени нам удавалось находить моменты уединения. Тогда я всё ещё хотел искать компромисс. Ближайшие ко мне люди знали, что я гей, как и моя семья, но казалось рассудительным держаться в тени. Так мы с Майклом были вместе больше года, и я должен признать, что секретность наших отношений делала всё более захватывающим. Возможно, поэтому мы стали более смелыми. Однажды вечером, во время вечеринки в доме братства, мы выбрались в беседку. Погода была ужасной, так что все оставались в доме. К несчастью, мы увлеклись, ослабив бдительность. Одна юная леди вышла на улицу и застала нас в компрометирующей ситуации. Тебе нужно, чтобы я...

– Нет, – сказал Тим, его горло сжалось. – Я могу представить.

– Ладно. Что ж, мы услышали, как девушка ахнула, и бросились натягивать штаны, а она направилась обратно в дом. Мы не знали, как много она видела и узнала ли она нас. Я хотел уйти, но Майкл подумал, что наше отсутствие будет вдвойне изобличительным. Вместо этого мы вернулись через входную дверь и постарались смешаться с толпой. Когда девушка увидела Майкла, она посмотрела мимо, не узнав его. Но когда она увидела меня...

– Что случилось?

Эрик выдохнул.

– Всё вышло из-под контроля. Не было никакой секретности. Братья не ждали, чтобы обсудить это со мной. Вечеринка остановилась со скрипом, и я внезапно оказался на испытании. Я не смел смотреть на Майкла. Это изобличило бы его. Но я продолжал ждать, что он встанет на мою защиту. Все слова ненависти, сказанные в тот вечер, толкания, оскорбления, даже когда меня вышвырнули на дорогу – ничто из этого не причинило такой боли, как то, что Майкл повернулся ко мне спиной. После этого он не говорил со мной, наедине или публично. Ни единого слова.

– Мне жаль. – Тим вскочил на ноги и подошёл к Эрику, в его груди всё болело. История была слишком уж знакомой. Разве он причинил Бену не точно такую же боль? – Мне жаль, – повторил он, теперь обращаясь к прошлому. Эрик был в его объятиях, хлопал его по спине и утверждал, что всё нормально, но это было не так. Сдаваться страху и отворачиваться от любви никогда не было нормально.

Снег приносит тишину. Тим так и не привык к тёплым зимам Техаса. Кроме мороза время от времени или причудливой россыпи снега, они были только тенью зим Канзаса, где он вырос. Каждый год он скучал по спокойствию, которое приносил снег. Большинство людей оставались дома, чтобы сохранить тепло и уют, и не высовывались, но морозный сезон хранил в себе умиротворённость, которой Тим никогда не чувствовал, когда жил в Техасе.

Приближались праздники в кампусе. Даже до официального первого дня зимних каникул многие студенты уже совершали паломничество домой. Некоторые задерживались, пытаясь продолжать вечеринки, но большинство думало о семье, переживая воспоминания более невинного времени, когда Рождество было волшебным.

Для Тима это волшебство вернулось в полной силе. К утру кануна Рождества дом братства был практически пустым. Даже Квентин оставил своё университетское королевство ради удобства дома. Тим проснулся пораньше и принял быстрый душ, стараясь создать достаточно шума, пока одевался, чтобы разбудить Трэвиса. Затем Тим толкнул его в сторону ванной и спустился вниз, чтобы проверить машину и их припасы. Конечно, он уже проверил это прошлым вечером, трижды проверил после того, как упаковал в первый раз, но он хотел, чтобы всё было идеально.

Когда он вернулся обратно наверх, Трэвис был чист, одет и тихонько сидел на краю своей кровати. Тим потащил его вниз и в машину. Затем они оказались на дороге, как только они добрались до шоссе, Трэвис снова уснул. Это нормально. У них впереди пятнадцатичасовая поездка, если они собирались добраться до Колорадо-Спрингс сегодня, и ему понадобится, чтобы позже Трэвис сел за руль.

И они ехали. Пока Трэвис бездействовал, Тим проехал практически до полудня без перерыва, глотая энергетики, чтобы продержаться. Конечно, его мочевой пузырь чуть ли не взрывался, но он сдерживался, пока они не заехали в «Бургер Кинг». Наконец приготовившись встретиться лицом к лицу с остатком дня, Трэвис заказал себе три воппера, уничтожив каждый за несколько укусов.