Он все-таки негромко, с бархатистыми нотками, рассмеялся.

– Высказывать это было бы весьма бестактно с моей стороны. Но я время от времени вижу людей, приходящих посмотреть на замок, хотя и большая редкость – лично столкнуться с кем-то из них. Вижу отголосок того, как меняется мир: от тех времен, как разные наглецы пытались то присвоить мой замок, то просто устроить здесь военную крепость во времена грызни из-за власти папства с Германским княжеством, до нынешних любопытствующих… Что до самого замка – время здесь не имеет никакого значения. Прошу вас, синьорина, не будем стоять в холле – я уже кажусь себе никуда не годным хозяином!

Тристольф протянул руку ладонью вверх, но почему-то Фабиана замешкалась, не приняв ее. Впрочем, мужчину это не оскорбило, выждав, он еще раз слегка поклонился и с чуть неловкой улыбкой пригласил просто следовать за собой себя мимо гобеленов и фресок с драконами в знакомый уже зал, как ни странно, тоже оказавшийся безлюдным, а оттуда – через почти незаметную дверь у дальней стены – по коридору в просторную, но небольшую на фоне залов, комнату вроде гостиной.

– Этот замок – дом, о котором я с самого детства мечтал. Хоть формально все мы и подчинялись Германской империи, реально герцоги, особенно правящие крупными торговыми и ремесленными городами, держали в руках всю реальную власть на своих землях. Однако, когда власть поддерживается не одной лишь благородной кровью, а рассредоточием больших денег, приходится быть не только аристократом, но и купцом, чтобы ее поддерживать. Долгое время, когда еще герцогом был мой отец, я вынужден был служить семье, занимаясь всем этим, хотя меня всегда угнетали круг городского патрициата, где все только и думали о том, как обмануть другого поизящнее, прежде, чем он успеет обмануть тебя, как увести из-под носа выгодную сделку или полезное знакомство… Все это до невозможности угнетало, в самые юные годы я вынужден был разочаровываться в людях, которых считал своими друзьями, которых просто полагал достойными уважения – едва только на кону оказывались власть или деньги, они моментально показывали совсем другое свое лицо! Но я вынужден был принять правила игры – моя семья была такой же – даже весьма преуспел в этом… лишь для того, чтобы иметь эту возможность удалиться от торговых городов, оставив эту суету на управляющих, чтобы построить в каком-нибудь прекрасном тихом месте замок, способный стать домом моей мечты.

– У Вас отличный вкус! – сама не зная, насколько серьезно, заметила Фабиана, вспоминая недавнее свое впечатление от живописной картины почти сказочного замка в обрамлении гор, деревьев и неба. – То есть… здесь все действительно прекрасно.

– Иначе и быть не могло. Я сам воплотил в жизнь свою мечту, вложил душу в создание этого дома… оттого, как видите, моя душа продолжает жить здесь, сколько бы столетий не минуло. Разве я мог позволить кому-то присвоить свою воплощенную мечту лишь потому, что меня по недоразумению сочли умершим во внешнем мире? Ведь я же не умер, а просто окончательно решил остаться здесь навсегда.

Повинуясь приглашающему жесту Тристольфа, Фабиана присела на один из диванчиков, с сомнением покосившись на украшающие столик блюда с марципановыми пирожными и засахаренными фруктами. Будь на ее месте Сара Джей, та, наверное, вспомнила бы, с какого века в Италии начали подавать кофе и не будет ли нарушением «игры» спросить об этом самого герцога…

– Душа продолжает жить… значит, Вы все-таки привидение?

Присевший напротив герцог снова протянул ей ладонь. Секунду поколебавшись, Фиби решила, что второй раз не отреагировать будет совсем уж бестактно, и вложила свою руку в ладонь.

– Как видите! – с улыбкой заглядывая ей в глаза поверх мягко сжатой в пальцах руки, сказал Тристольф. – Никакой иллюзии – я абсолютно реален. Угощайтесь, Фабиана, прошу вас. Эти фрукты и сахар мне поставляют из-за восточных пустынь… то есть поставляли.

Не огорчать же человека, так вдохновенно входящего в роль, напоминанием, что теперь эти горы углеводов в каждом супермаркете доступны кому угодно! Пирожные и засахаренные фрукты обойдутся потом максимум в неделю ужесточения диеты, наверное, атмосферность момента стоит того…

– Спасибо… Знаете, я Вам немного завидую. Много кто не слишком доволен жизнью, в которой оказывается с рождения, но далеко не каждый может позволить себе создать где-то уголок своей воплощенной мечты. Да еще столь роскошный, а не какой-то там картонный домик за белым заборчиком!

– А Ваша семья?..

– Мой отец… м-м, купец, он перевозит для продажи экзотические фрукты и ягоды с южных земель, – вроде бы это было достаточно правдиво, но вместе с тем звучало как-то значительнее для времен, когда экзотические плоды были гораздо дороже и перевозились значительно труднее. Хоть его семья и владеет небольшими землями на южном побережье, наша семья зарабатывает исключительно торговлей – а мама ведет дела в его отсутствие.

– Уже в мои времена торговый успех порой приносил семьям больше влияния, чем родовитые предки, сдается мне, с веками это только преумножилось.

– Да. Многие теперь становятся значительными только благодаря умению зарабатывать деньги. Или за счет того, что заработали их родители! – вспомнив наглое поведение Мирко, Фиби слегка нахмурилась. – Но наша семья… родителям достаточно, что мы не живем в нужде, а к большему они и не стремятся, в этом все дело. Так что мне когда-нибудь предстоит так же строить свою мечту самостоятельно, вот только жаль, вряд ли возможностей хватит на родовое имение с замком. К тому же не всем удается…

– Верно. Должно быть, я должен чувствовать себя счастливым, потому что сумел исполнить свою мечту, – герцог печально улыбнулся. – Но тогда я еще думал, что все-таки буду жить здесь не в одиночестве… что созданный мной мир, защищенный и безупречной, будет мечтой, которую можно разделить с кем-то. Но, наверное, я не разбираюсь в людях, раз продолжил ошибаться в них снова и снова…

– Все иногда ошибаются в людях! – припомнив свой собственный опыт, рассеянно отмахнулась Фабиана. Так себе вышло утешение… Но все, о чем говорил Тристольф, настолько походило на невеселые воспоминания о всех разочарованиях: в людях и в собственных чувствах, в жизни и несбывшихся планах… пусть этот тип играет роль – много ли известно о настоящем герцоге, под конец жизни ставшим почти полным затворником? – но создавалось полная иллюзия, что уж он-то понимает, каково приходилось и ей… или что она понимает, каково ему приходилось.