– Я хочу убраться отсюда, - потребовала она, схватив себя за горло. Сердце у нее колотилось и ее бил озноб.
– Уходи, Айзек. Выпусти меня сейчас же!

– Все в порядке, - произнес он, тоном с мягким оттенком уверенности, соответственно словам. Она закрыла глаза и судорожно сглотнула.

– Ты можешь снова открыть глаза.

Когда она это сделала, то с облегчением увидела, что спальня исчезла, словно смытый слой краски с холста. Теперь они стояли снаружи под пологом вечнозеленых растений, покрытых снегом. Это все еще был ее сон, хотя бы потому, что она все еще была в человеческой одежде.

– Что мы здесь делаем? Это не то, чего я хотела, - запротестовала она.

– Тогда чего ты хочешь? Чего ты действительно хочешь? Скажи мне, - настаивал он.
– Позволь мне исполнить твое желание.

Нет. Нет. Нет.

Чего он от нее хотел? Если бы она попросила пару приличных сапог, избавило бы это ее от него, или еще теснее привязало бы его к ней?

– Я ничего не хочу. Просто оставь меня в покое.

– Мне кажется, если бы ты действительно хотела избавиться от меня, то боролась бы сильнее.

– Поверь мне, я пытаюсь, - упорствовала она. Но сейчас она была не уверена. Ее уверенность казалась шаткой.

– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?
– спросил он низким глубоким голосом.
– Ты и так - самая свободная душа на Милене. У тебя нет никаких эмоциональных связей. Ты не связана с землей или ее людьми, и ты не подчиняешься лунам и их притяжению.

Это из-за ревности его тон стал таким резким?

– Ты заставляешь это звучать так, словно у меня есть все, хотя на самом деле ничего у меня нет.

– Если бы между нами было доверие...
– он остановился и сделал глубокий вдох.
– У тебя был бы я.

У нее перехватило дыхание. У тебя был бы я. Каждая мышца ее тела дрожала. Надежда. Ожидание. Страх. Эти пять слов вызвали волну противоречивых эмоций, с которыми она просто не могла сейчас справиться. Она потратила так много времени, изолируя себя от других, защищаясь,... она не была готова ни к чему другому.

Трусиха. Вот кто она была. Слишком большая трусиха, чтобы открыться и рискнуть.

– Д-доверие?
– ее пальцы дрожали на горле. Она говорила, что была умной. Было сложно понять, что задумал Айзек. Так трудно понимать, когда он был искренним, а когда действовал в собственных интересах. Когда он манипулировал ею, а когда на самом деле позволял видеть настоящие эмоции.

В действительности, она больше не доверяла себе или своим инстинктам. Грета совершила уже столько ошибок.

Если бы она не позволила Айзеку залезть себе в голову, никто бы не узнал ее секрет, и Люк был бы жив.

Если бы она не бросила Сиону в таверне, красавица-гоблин не была бы ранена.

Если бы она думала о ком-то, кроме себя... о, тогда... она могла бы помочь мальчикам раньше, а не сейчас, когда, вероятно, уже слишком поздно спасать их.

– Ты считаешь, я смогу доверять тебе, когда ты продолжаешь рыться в моей голове? Когда ты мучишь меня воспоминаниями о жизни, к которой я никогда не вернусь?
– она подняла подбородок.
– Ты только доказываешь, что я права все это время, не доверяя тебе.

Гоблин нахмурился. Было очевидно, что он видел, чем на самом деле было ее уклонение.

– После того, как я все тебе рассказал, ты должна понимать, что я не пытаюсь причинить тебе зло, - снова настойчиво повторил он, не собираясь прекращать это.

Она отказывалась встречаться с ним взглядом, вместо этого предпочитая смотреть на линию его ключицы, широкие плечи и вдоль его рельефного тела. Она задержала дыхание, чтобы удержаться от стона. Почему, в дополнение ко всему, он должен быть практически голым?

– Я просто хочу показать тебе твое прошлое, чтобы ты смогла, наконец, оставить его позади и принять будущее, принять жизнь, которую тебе дали, принять мир, в котором ты сейчас находишься.

Он действительно заставил свои слова звучать заманчиво, но Грета не принадлежала Милене. Также как она не принадлежала той комнате маленькой девочки или своей старой школе. Она не принадлежала ни одному месту. Тем более с ним.

У тебя был бы я.

Как бы она хотела, чтобы это было правдой...