Его язык скользнул меж ее губ, и она ахнула от шока и возбуждения. Грета затрепетала, словно поцелуем он заявлял на нее права все сильнее и глубже с каждым ударом их бешено бьющихся сердец.

Теперь его руки лежали у нее на талии, удерживая и прижимая к нему. Ее голова запрокинулась, тело все больше выходило из-под контроля, но она не могла этого позволить. Ни здесь, ни сейчас.

Наконец-то, она отстранилась и глубоко вдохнула. Чувство вины пересилило страсть. Нашел ли Рэй остальных? Может быть, он прямо сейчас звал ее на помощь.

Он сильнее ухватил ее за талию. Она посмотрела на него, придав своему взгляду жёсткость.

— Если ты собираешься отдать меня Аграмону, давай уже не тяни.

— Ты все ещё видишь лишь худшее во мне, — он сказал это ровным тоном, не смог спрятать истинные чувства под маской королевского величия. Грета сжалась от глубины безысходности в его глазах.

— Неужели ты ничего не понимаешь? — он встряхнул ее. — Для меня никогда не имело значения, кто ты, или что мне следовало делать. Никогда, с самого начала. Я вступил в борьбу с собственным дядей, чтобы спасти тебя, я бы стал бороться даже с собственным народом. И сейчас я не собираюсь отдавать тебя демону. Ты моя, — он зарычал, словно обозначая свою собственность. — Аграмону придется довольствоваться...

Почувствовав, что кровь в венах начала закипать и мчаться с удвоенной скоростью, она замолотила кулаками по его груди.

— Не смей говорить, что ты с лёгкостью отдашь ему в жертву других беззащитных людей. Аграмон никем не будет довольствоваться. Мы вытащим их всех. Даже если ты остановишь меня, Рэй вытащит их.

Он убрал руки.

— Ты не сможешь спасти их всех. Может быть, твой друг и доберется до камер, но он не найдет тех, кого Аграмон держит отдельно, чтобы завершить заклинание.

Сердце в груди сжало, словно тисками.

— Проклятье, Айзек.

Эта ноша душила ее до потери сознания. Она чувствовала, как трещит по швам, и трещины расползаются, увеличиваются и разрывают ее на части.

«Я больше не могу.»

Она так устала, это было выше ее сил. Она была уверена, что он почувствовал ее глубокое отчаяние. Будет ли он использовать это против нее?

— Я не могу оставить их.

Он уставился на нее суровым, пронзительным взглядом.

— Пожалуйста, — лишь шепот. Больше она ничего не смогла вымолвить.

Он понимал, о чем она просила. Он также знал, что ей придется сделать, если он откажется. Она больше не хотела с ним бороться.

Наконец-то, он кивнул. Она тяжело вздохнула. Даже после всего, что было, Грета надеялась, что он поможет ей. Ей следовало ненавидеть его за предательство, ненавидеть за то, что он сделал с ее видом, следовало ненавидеть за всю ложь.

Она не ненавидела его. Она не смогла бы.

Ещё месяц назад она смогла бы отречься от своего чувства. Даже неделю назад она могла бы попытаться. Сейчас Грета поняла, что значит нести ответственность, не взирая на собственные нужды и желания, и в ней не осталось места для ненависти к Айзеку. Это было бы похоже на ненависть к себе, но для этого в ней тоже не осталось места.

– Пойдем со мной, - сказал он.

Они пошли по темному коридору. Вместо того, чтобы вести их вглубь горы, он вел по прямому ходу, не спускаясь глубже.

Спустя примерно десять минут коридор закончился, приведя их к огромной пещере, освещенной естественным светом, проникающим через открытый потолок, что подтверждало, что затмение закончилось. Солнца Милены все ещё оставались практически на одной оси, сияя так ярко как никогда, но луны-близнецы уже прошли перед ними и возвращались к своей обычной орбите.

Грета ахнула, зайдя в помещение и остановившись перед четкой границей, образующей круг, вибрирующий от магии.

— О боже. Что это?

Круг был разделен на двенадцать секторов, в каждом из которых находилась каменная фигурка. В центре был ещё один круг меньшего радиуса, он был пуст, если не считать высокого помоста, нет, это был алтарь.

Айзек не ответил, но ей этого и не требовалось. Ее голова пульсировала вместе с исходящей от круга силы, сердце стучало с ней в такт так громко, что все, что она слышала, это эхо ударов собственного сердца.

Подойдя к одной из фигур, она ужаснулась, когда обнаружила, что смотрит на безжизненную статую человеческого дитя. Она пошла к следующей.

— Для чего ему было делать этих...?

Внутри нее поднималось тошнотворное, выворачивающее за изнанку чувство, пока она пыталась принять правду о том, что было перед ней. А затем ей потребовалось все мужество до последней капли, чтобы не упасть на пол и не разрыдаться.

— Это не статуи. Это... — следуя от одного к другому, она оглянулась через плечо на Айзека, требуя подтверждения, но он молчал.