– Ну все, слезы развела, - усмехнулся старенький волшебник, приобняв дочку и стукнув ее по спине, легонько и нежно. – Роуз, ты ее не слушай, у нее одно на уме – бросаете вы нас, стариков, и будем мы в этой домине одни доживать. А вы и навещать-то нас не будете. На днях вон аж расплакалась вся, Ирма мол детей в Польшу забирает, не доверяет ей… Сейчас идем к дому, так опять в слезы. Плакса ты моя! – погладив жену по коротко стриженным черным волосам, в которых уже пробивалась явная седина, покачал он головой.

– Опять двадцать пять, - всплеснула руками Ирма, показавшаяся в дверях кухоньки. – Мама, я ведь тебе говорила, дело не в том, что я вам не доверяю, просто тебе уже тяжело с двумя непоседами и я их заберу, поскольку я ушла с работы. Тадеуш получил повышение, нам теперь и так прекрасно хватит средств, так что я уж сама с этими сорванцами посижу, - подозвав малышей, уже заинтересовавшихся было свертком, который уронила их бабушка, улыбнулась она.

– Мама! Папочка, - Розалина обняла родителей, тряхнув каштановыми кудряшками до плеч, вечно слегка спутанными и всегда распущенными. Она принципиально не заплетала косу и не собирала их в хвост, в какой-то мере даже гордясь своими густыми локонами. – Я тоже очень соскучилась! Ну остался год, и я доучусь…

– Добрый вечер, миссис Браун, - со второго этажа спускался молодой парень с длинными черными волосами и проницательными серыми глазами. – Добрый вечер, мистер Браун, - он деловито пожал руку Брендона Брауна, приветливо улыбаясь Лили.

– Антонин, рад тебя видеть, - подмигнул ему волшебник. – А я уж было испугался, что вы с Роуз поссорились. Она есть, а тебя не видать, - в то время, как Лили с глазами, снова полными слез, обнимала друга младшей дочки, заметил глава семейства.

– Чтобы мы поссорились, мир должен повернуться вверх тормашками, – уверенно заявила Розалина. – Мы же лучшие друзья!

– Ладно болтать, пойдемте ужинать, а то мои грибы остынут, - окликнула остальных Ирма.

– Ой, девочки! – встрепенулась Лили. – Ну одна с поезда только, ты третий день у нас, не отдохнула еще. Ну подождали бы, уж я бы накормила. Глупышки мои. Роуз, - окликнула она засуетившуюся младшую дочку. – Ну-ка сознавайся, помогала ведь этой вот поварихе, а?

– Мамуль, мы обе взрослые, мы тебе помогаем, - чмокнув пожилую волшебницу в щеку, на что парнишка, приехавший с ней вместе, взглянул с оттенком легкой зависти, беззаботно отозвалась Розалина. Недавние слезы на ее глазах уже высохли и никто и не мог бы теперь подумать, что девушка совсем недавно вся в слезах разбирала свои немногочисленные вещи, вспоминая о вроде бы самых обычных, житейских словах Ирмы, ей причинявших, однако, сильную боль. Розалина не была обычным человеком. Она, более того, даже не уверена была, что она вообще человек.

Девочка никогда в жизни не видела свою тетю, Вирджинию Браун, свою предшественницу. Та умерла, когда Розалина была совсем крохой, буквально пара дней от роду. Умерла, мучаясь от неисцелимого проклятья, наконец-то сумев передать кому-то дар, не дававший ей уйти и забыть о страданиях и боли. Передала она его, конечно же, новорожденной Розалине. Вместе с этим даром к девушке пришли большие обязанности и строгое предназначение, полное, однако, в самой цели своей тепла и доброты. Нести жизнь в мир, где существуют страдания и смерть, помогать обычным людям и волшебникам. Способствовать сохранению равновесия двух начал, на которых строится и живет все мироздание. Не сохранять лично, конечно, таким могуществом не обладал и не может обладать никто. Но по мере сил своих, особых, специфических, способствовать.

Розалина знала и то, что родилась очень слабенькой, как говорили магловские врачи - Лили родила дочку в магловской больнице - не желая привлекать внимание магического сообщества такими поздними родами – ей было уже сорок пять в тот момент, Розалина была «не жилец». Но полученный дар принес и самой Роззи некоторую пользу – дар, сущность которого заключалась в какой-то мере в большей жизненной энергии и силе, чем у других, не только наделил ее довольно необычными способностями, но и способствовал ее исцелению. И, как отмечали все кругом, энергичности Розалины и ее работоспособности можно было теперь позавидовать… А еще все отмечали ее необыкновенную доброту и веселый, почти никогда неунывающий характер. Только самые близкие ей люди знали, как на самом деле часто у нее на глазах блестят слезы легкого сожаления о том, что она не может жить как все. Хочет, конечно же, но… не может. Этого ей было не дано. К этим людям относились всего несколько человек. Родители, старшие сестры и лучший друг. Для всех остальных девушка была кладезь оптимизма, жизненной энергии и внутреннего света. И даже самым близким она старалась не показывать свои слезы, вызванные у нее в последнее время мыслью о том, что ей не дано будет не только испытать обычные человеческие события вроде ревности, ссор, настоящих обид, понять, что же это такое, но и по-настоящему полюбить. За валькирий выбирали спутника жизни, и даже это делалось в соответствии с их даром. Права же делать этот выбор сама не имела ни одна валькирия. По крайней мере, Розалина о таком никогда не слышала и не читала…

– Очень вкусно, мам! – заметил темно-русый мальчик, уплетая за обе щеки тушеные грибы. Ирма ласково улыбнулась.

– Ну на самом деле тетя Роззи мне посоветовала одну очень интересную придумку, так что скажи и ей тоже спасибо.

– Роззи, спасибо! – проглотив очередную ложку и случайно пнув ножкой, которой он болтал под столом, пока не видела строгая мама, Розалину, на это только покачавшую головой, отозвался Майкл.

– Тетя Роззи, - поправила Ирма. Малыш закатил глаза.

– Тетя-тетя… Она Роззи и все тут, - пробурчал он. Ядвига, сидевшая напротив брата, хихикнула.

– Вот тетя Джессика и правда тетя, а Роззи у нас маленькая, она же еще в школу ходит, - заметила она. Голосок ее звучал увереннее, чем у брата, и куда более бойко.

– Роззи у нас большая, она уже самая настоящая волшебница, ей уже целых семнадцать лет, - низкий женский голос послышался в дверях кухни. Брауны и Долохов мгновенно повернули головы на звук. В дверях стояла, весело улыбаясь, женщина лет тридцати пяти на вид, в джинсах и свитере с оленями. За ее спиной стоял мужчина в твидовом пиджаке и строгих брюках.