По совокупности получалось, что, строя элекростанции и предприятия на Кубе, Москва тогда работала и на себя. В частности , реконструируя старые и строя новые сахарные заводы. В том же ряду началось во второй половине 80 х и строительство нового завода по производству никель-кобальтового концентрата в Лас Камариокас. Аналитики отмечают, что разрыв с Кубой произошел как раз в тот момент, когда были запущены и находились в разных стадиях завершения многочисленные объекты, которые могли бы усилить процесс колонизации кубинской экономики.

Уход из Кубы в 90-е обрушил ее экономику до состояния, близкого к коллапсу. Но свято место не бывает пусто. Особенно, когда оно - отнюдь не пустыня, а уже добротно возделанное поле. На место России пришли другие - Китай, Венесуэла, Канада....Кубинский кобальт потек в Венесуэлу к Чавесу. Китайцы вклинились в нефтеразведку, начатую еще россиянами, в аграрный сектор, в фармацевтику и др. Путин начал с того, что в 2001 закрыл станцию электронной разведки в Лурдесе, а китайцы еще в 1999 подписали соглашение о создании на острове центра радиоперехвата в Бехукале, который способен, в частности, совершать и кибератаки. Канадская компания "Шеритт" ведет работы на арендуемых нефтегазовых участках, а компания "Инмет майнинг корп." добывает медь и цинк.

Сегодня "Газром" и "Зарубежнефть"пытаются вклиниться в освоение ресурсов на шельфе. Но открутить ситуацию назад уже не так-то просто. Особенно, если учесть, что сами кубинцы кое в чем обставили Россию . В частности, в сфере медицины и

фармокологии. Сегодня кубинские врачи считаются одними из лучшихв мире, в то время как российская медицина смердит, а производство лекарств по сравнению с началом 90-х сократилось в 17 раз.

Похоже, что пойдя на списание безнадежного долга, Путин надеется восстановить хотя бы военное присутствие близ ненавистных "пиндосов". Особенно это стало актуально со смертью Чавеса, после которой ставка на Венесуэлу стала сомнительной. Поэтому идет поиск путей хотя бы для восстановления материально-технической базы для ВМФ и возобновлении разведки с территории острова.

В этой ситуации недружелюбные жесты Трампа в адрес Кубы после обамовской "оттепели", демонстрируемые по нарастающей, объективно вроде бы благоприятствуют возвращению России. Но вернуть прежнее расположение едва ли возможно. Как минимум, этого не позволит Китай. Да и отказ от социализма и спонсорства в конце 80-х сильно подорвал доверие и репутацию Москвы на острове. Кстати, китайский опыт в условиях начатых реформ и идеологически, и практически куда более привлекателен, чем российский. С ужасами "лихих девяностых" и нынешним чудовищным социальным расслоением и коррупцией.

Как говорит Познер, вот такие нынче времена.

Итальянский рефрен

При нынешнем засилии американских стандартов в массовой культуре кажется, что это - аксиома. Но так было не всегда. Юности моего поколения повезло больше. Она проходила под звуки и образы, куда более мелодичные и богатые, чем попса, одолевшая и подавившая все еще в 70-е. Но конец 50-х и шестидесятые имели совсем иную тональность. В ней господствовали итальянские и французские ноты. И в кино, и в популярной музыке.

Как мелодия, юность вспоминается голосами Клаудио Виллы, Доменико Модуньо, Джанни Моранди, Мины Мадзини, Сальваторе Адамо. Ну и, конечно же, Робертино Лоретти, чей ангельский дискант стал гулять по всей Европе после того, как четырнадцатилетний мальчик на открытии 17-х Летних Олимпийскийх игр в Риме в 1960 исполнил "О соле мио". Юный-соловей с его баритональным тенором и классическим репертуаром был щедро растиражирован в "оттаявшей" Совковии. И не было, наверное, тогда в ней жителя, который бы не знал, не слышал исполнителя "Джамайки". "Чья майка, чья майка" - дурачились его школьные почитатели.

Ну и, конечно, те годы были обильно пропитаны итальянским кино с его "неореализмом", который идеологически был оценен в Москве как левое, "пролетарское" направление, и получил зеленый свет. "Похитители велосипедов" Витторио де Сико, "Рим в 11 часов" Джузеппе де Сантиса, "Рим - открытый город" Роберто Росселини...все это пришло на смену пацанческому кайфу от "героических" китайских и албанских лент типа "Великий воин Скандербег". А вместе с этой волной прошли и другие, более утонченные маэстро типа Федерико Феллини с его "Сладкой жизнью" и "Ночами Кабирии" и Микеланжело Антониони с "трилогией отчуждения" и "Красной пустыней". Правда, второго в СССР поначалу принимали довольно настороженно: в 60-е из "трилогии" прошло только "Затмнение" с Моникой Витти. Но к концу 70-х отношение изменилось: он стал гостем московских фестивалей и вышел его шедевр "Профессия репортер" с совсем еще молодым Джеком Николсоном.

В целом, пожалуй, ни один из западных кинематографов (кроме, разве что, французского) не был представлен столь обильно, а звезды его не сияли так ярко, как итальянский. Остается лишь предположить, что это было не случайно. Что кремлевские охранители нравов узрели в Италии одну из самых перспективных арен "классовой борьбы", а в творчестве ее художников искали и находили признаки бунтарства и революционности. Недаром из братских партий Итальянская, как следует из "Московского процесса" Владимира Буковского, была едва ли не самой опекаемой и щедро финансируемой Кремлем.