Шрифт:
— Сейчас…
Рогозин-младший постарался пригладить волосы. Но они все равно упрямо приняли свою форму.
— Ладно, я хоть не выгляжу так, как будто ненароком сунул пальцы в розетку… — решил сын и отложил предмет на столик. Мельком взглянул на себя в зеркало и остался удовлетворен.
Они вышли из бара-гостиницы к ожидающей их МакГонагал.
— Вы готовы?
— О, да, профессор, — проговорил Слава быстрее матери.
Автобусная остановка оказалась довольно близко к их… бару. До нее они шли всего десять минут. Значит, они точно не запутаются.
Почти никого в автобусе не наблюдалось. Слишком было рано, только лишь старушка, сидящая в самом углу, куда-то ехала спозаранку. Заплатив за проезд троих обычными деньгами, Слава уселся рядом с матерью.
— А далеко ехать? — спросила Рогозина у профессора. Профессор же ответила:
— Не очень, где-то около часа… У меня там похоронена пара моих друзей, поэтому мы с вами встретимся на обратной остановке…
— Да, это будет прекрасно…
Ехали они до места назначения дальше молча.
Их высадили на одну узенькую улочку. Виднелись домики, впереди — центральная площадь деревушки.
Все пошли, следуя за МакГонагал к площади.
Рядом было видно несколько магазинчиков, почта и паб; на дальней стороне площади драгоценными каменьями сияли цветные витражи в окнах маленькой церкви.
— Вон кладбище, прямо за церковью. Там найдете, оно небольшое… Я — в другую сторону пойду, а после зайду на кладбище…
— А что, моим родителям поставили памятник? — перебил Слава, смотрящий прямо на обелиск. Когда он приблизился к нему, он преобразился. Вместо стелы с множеством имен перед ними возникла скульптура. Трое людей: взлохмаченный мужчина в очках, женщина с длинными волосами и младенец у нее на руках.
— Памятник? — поразилась Рогозина, с удивлением смотря на памятник впереди и не видя в нем ничего такого примечательного. Слава быстро схватил ее за руку и подвел к стеле.
Действительно, Рогозина увидела три фигуры своими глазами. Но она все больше и больше вглядывалась в лицо сына — тот с необъяснимой жадностью рассматривал их. Впервые он видел свою настоящую мать, своего настоящего отца, пусть и в холодном мраморе.
— Мы все очень любили вашу семью, мистер Рогозин. И решили сделать хотя бы так, чтобы осталась хоть какая-то память… Помимо их могил.
Но парень уже ее не слушал. Образы родной, кровной матери, совсем позабытые, всплыли сейчас в мозгу так ясно, словно бы из небытия. Он откуда-то знал, что у нее рыжие волосы, и такие же глаза как и у него, зеленые… А вот волосы явно от папы…
— Слава, — тихо произнесла Галина Николаевна. — Пойдем.
— Да… мама. Идем, — парень стряхнул с себя оцепенение, и они снова пошли к кладбищу.
Там, как и профессор говорила, они с ней расстались и начали искать могилы Джеймса и Лили Поттер. Юноша внимательно проходил ряд за рядом, вчитываясь в совершенно незнакомые имена и даты.
Рогозина тоже искала, но так ничего интересного и не нашла. Она приступила к новому ряду…
— Мам, подойди сюда, пожалуйста. Я тут могилу основателя моего… нашего рода нашел…
Рогозина подошла к нему. «Игнотус Певерел», — прочитала она на грубом надгробии. Оно выглядело очень и очень старым — такие ей не доводилось видеть…
— Я запомнил «корень» дерева. Могиле почти… Ух ты! Пятьсот-шестьсот лет! — с восхищением проговорил парень.
— Значит, наши… предки похоронены здесь. — С трудом нашла более-менее подходящее слово женщина. — Ищем дальше?
Мальчик кивнул. Они стали искать дальше, но сейчас Рогозина очень хорошо понимала — именно Слава найдет их место упокоения…
Так и случилось.
Оба стояли сейчас у могилы Лили и Джеймса Поттеров. Надгробие было из белого мрамора. Славе не пришлось опускаться на колени, ни даже наклоняться, чтобы прочесть выбитые в камне слова:
«…Лили Поттер… Джеймс Поттер… Последний враг истребится — смерть.»
Двадцать один год…
Им всего было двадцать один год!
Рогозина рассчитала — все верно, очень молодые у ее сына были родители, не то что она сама… Но тут же дернулась — перевела взгляд на сына. У того по лицу текли слезы. Он почти в шоковом состоянии глядел на общее надгробие.
— Мам, — очень тихо проговорил он таким голосом, что ей стало ясно — еще немного, и он начнет рыдать, — за что же их так? Зачем?..
— Не знаю, Слав, — она положила ему руку на плечо и прижала к себе. Он горько расплакался, прижавшись к ней. Его плечи судорожно вздрагивали.