Шрифт:
Подумаешь, боевой фантом... кстати!
Надо бы кое-что проверить.
Демон!
Облачко чёрного дыма материализовалась посреди моей гостиной, поглощая обретающие вокруг тени.
Меня зовут Четвёртая Тень, Чувствующая, - прошелестело облачко недовольно, - когда ты наконец запомнишь?
Демон, - проигнорировала я замечание, - что это была за тварь?
Это был боевой фантом, принцесса, - нагло улыбнулся Тень.
А так как у облачка губ и рта не было, только небольшая прорезь, то улыбка выходила жуткая до крайности.
Но я за два года привыкла.
Тень, что это было?
– уже мягче попросила я.
Боевой фантом, принцесса, твой блондинчик же сказал тебе.
Сказал, - прищурилась я недобро, не обращая внимания на слова "твой" и "блондинчик", - а также он сказал, что фантомное заклятие не пустило меня в дом, а шарахнуло на пороге! А я там была, внутри! И что из этого выходит?
Что выходит?
– послушно повторил Тень.
Хрень, выходит, демон!
А ты поменьше лезь туда, куда чутьё лезть не велит и глаза отводит, принцесса.
Слова Тени заставили задуматься.
Мне грозила опасность?
Не больше, чем обычно, - дрогнуло облачко, и начало развеиваться. Но не успела я выдохнуть с облегчением, Тень добавила: - Но ты не бойся, в случае чего я заберу твою сущность с собой в Сумеречную зону*.
Хорошо, что я в этот момент сидела.
***
Следующие два дня пролетели в одинаково скучном темпе.
С утра я ездила по списку подозрительных адресов, днём писала отчёты, вечером получала на дом новую порцию работы.
Однообразие и скукота позволили мне прийти в себя настолько, что утро субботы я встречала с радостной улыбкой.
Короткий рабочий день, всего три адреса, причём все на одной линии, так что можно будет проехаться на АСЭ*, тем более что мой УСЭ так и остался стоять в гараже, ибо времени отогнать его на ремонтную базу или вызвать бригаду на дом не было от слова совсем.
Новое начальство свалилось на нас, придавив огромной массой срочной работы. Но я, смешно сказать, совсем не жаловалась, ведь времени на жалость к себе и скуку у меня тоже не оставалось.
***
Первый адрес в моем субботнем списке принадлежал кондитерской лавке господина Трюдо, я его хорошо знала, во времена студенчества частенько бегала сюда за булочками с корицей и маком, приправленными свежими байками и сплетнями.
Воспоминания о светлом и беззаботном времени неожиданно принесли с собой не улыбку, а тупую боль в груди и гадкий металлический привкус во рту...
Странно...
Я всегда доверяла интуиции. Дару.
Даже не так - на факультете нас, будущих пифий, учили, а точнее заставляли полагаться только на пресловутое шестое чувство. Не на логику, не на опыт, не на знания, а на внутреннее чутьё.
Сначала это казалось нам диким, потом глупым и бессмысленным, но затем - единственно верным.
По другому пифии не работали.
Но я не пифия. Уже не пифия... Несмотря на то, что демон продолжал называть меня чувствующей, мое чутьё ослабло в разы, а то, что осталось от некогда сильного дара - позволяло работать в управлении и не ощущать себя бесполезным куском мяса, из которого вынули стержень.
И как итог - последние два года я усиленно пытаюсь научится жить и чувствовать, как все, полагаясь на все органы чувств, а не только на дар.
Поэтому сейчас пришлось закусить губу и зайти в тёмное пространство, пахнущее детством и праздником.
Едва слышно звякнул дверной колокольчик, обозначая мое вторжение, а спустя пару мгновений из маленького проема, прикрытого тёмной материей, вышел сам господин Трюдо.
Он совсем не изменился, такой же высокий и тощий, как жердь, с тёплыми глазами цвета шоколада, длинным носом и тонкими губами. Тёмные длинные волосы господин Трюдо по обыкновению стягивал в низкий хвост на затылке.
Диана, свет очей моих! Как давно я тебя не видел! Где ты пропадала, моя милая сластена?
Я должна была ответить что-то, поздороваться, как-то отреагировать на протянутые ко мне руки...
Но я стояла, закусив губу, почти до крови, и смотрела на высокий светлый потолок, на яркие розовые цветы в синих горшках, что стояли на стойке, на связки баранок и пряников, висящих на прилавке... на белые накрахмаленные скатерти маленьких высоких столиков..
И поняла, что даже моргнуть не могу, потому что иначе слезы, стоящие в моих глазах, прольются солеными дорожками.