Грохот, потрясший помещение — и кашель убийцы прекратился. Ирису Кёко была похоронена под множеством разноцветных фигур.

***

После трансляции в зале суда загорелся свет, но никто не спешил хоть что-то говорить. На головы одноклассников свалилось слишком много потрясений для одного дня: личность убийцы, барьер, казнь… Они до сих пор пребывали в состоянии шока, не в силах хоть как-то систематизировать полученную информацию.

Тау быстро оставила попытки их “расшевелить”. Видя, что все слишком подавлены и задумчивы для реакции на неё, она откинулась на троне и, скрестив руки на груди, громко объявила:

— Суд окончен! Попрошу освободить помещение.

В этот момент со стороны лифта раздался звонок, и двери открылись с привычным металлическим скрежетом. Все на автомате проследовали к нему и расположились внутри. Марибель, в отличие от пути в зал суда, буквально забилась в угол, подальше от Минато, опустив глаза и стараясь не смотреть на него. Она знала, что во время поездки он будет бросать на неё взгляды, полные боли или осуждения. “Наверняка он разочарован во мне”, — с горечью думала Супер Мечтательница. А Минато испытывал смешанные чувства: с одной стороны, он действительно чувствовал себя потерянным из-за её молчания; с другой же, он всё ещё пытался найти Марибель какое-то оправдание, потому что он видел в ней хорошего человека. “Она осталась тут совсем одна, без поддержки друга, — размышлял он. — Неудивительно, что она боится высказать всё, что у неё на душе”. И тут же память услужливо подкидывала слова, сказанные Тау после истории с запиской: “Люди без предпосылок и с чистой совестью сюда не попадут просто так”.

На этот раз только Эрика смогла сохранить видимость спокойствия, хотя и была раздражена тем, что не она первая пришла к ответу. Даже Марти не пытался притвориться беззаботным — на его лице отражалась мрачная задумчивость. После того как двери лифта сомкнулись, скрыв зал суда, и лифт тронулся, Супер Барабанщик ещё некоторое время молчал. Внезапно он, не поворачивая головы, тихо спросил у стоящей рядом Супер Азартного игрока:

— Хитаги, а ты смогла бы убить человека, которого любишь?

Хитаги, всё ещё находящаяся под впечатлением от пережитого из-за барьера, внимательно взглянула на него. На лице Марти было совершенно серьёзное выражение. Тогда она, чуть помедлив, проговорила:

— Смотря что бы он сделал. Если что-то очень подлое и жестокое — да.

Марти повернулся к ней и, некоторое время глядя ей в лицо, вздохнул, ничего не отвечая. Ни барабанщик, ни азартный игрок в этот момент не обратили внимания на мрачный, печальный взгляд Супер Мечника…

Комментарий к Poem for Everyone’s Souls

Слова Кёко о том, что Марибель напоминает ей кошку, — отсылка к треку из “Ghostly Field Club” “Strange Bird of the Moon, Illusion of the Mysterious Cat”, где “кошка” — Марибель, а “птица” — Ренко.

========== Your Memories ==========

Сколько она себя помнила, Ирису Кёко была очень застенчивым ребёнком. Ей всегда было трудно даже банально заговорить с другими, не то что попытаться найти с ними общий язык. Друзей у неё никогда не было: даже если ей удавалось хоть немного наладить с кем-нибудь контакт, вскоре ей приходилось навсегда расстаться с этим человеком из-за очередного переезда. И постепенно она просто перестала пытаться. “Зачем заводить здесь друзей, если я всё равно скоро уеду?” — безразлично думала она. Так Кёко стала той тихой неразговорчивой девушкой, с которой познакомились ученики “Пика Надежды”.

Уже в младшей школе Кёко стала предпочитать компании людей животных. Она ни с кем не разговаривала, проводя большую часть свободного времени в живом уголке. Ей нравились все животные, но особенно она выделяла кроликов: эти создания казались ей абсолютно милыми, с их мягкой пушистой шёрсткой белого цвета, забавными длинными ушами и красными глазами-бусинками.

В одной школе она особенно долго задержалась. Тут живой уголок был не очень-то популярен, так что Кёко могла подолгу наслаждаться одиночеством. Большинство ребят отдавало предпочтение обитающей где-то возле школы кошке. Эта кошка была ласковой всеобщей любимицей. Кёко тоже пыталась с ней играть, но её аллергия давала о себе знать, так что в итоге она оставила и эти попытки. К тому же, в её любимом живом уголке обитал прелестнейший кролик. Он был очень милым и робким. Его левое ухо было надорвано. Ирису сразу же нашла с ним общий язык, и, благодаря мыслям о встрече с другом, школа впервые за долгое время стала для неё в радость.

Но однажды Кёко, в приподнятом несмотря на дождь настроении, пришла проведать своего друга в вольер и обнаружила ужасную картину: туловище её белого пушистого любимца безвольно распласталось на земле в луже крови, а голова лежала неподалёку. В нос ударил тошнотворный металлический запах. И среди всего этого кошмара выделялась фигура кошки, чья мордочка была перепачкана в крови, оттого что она облизывала останки. Кёко в ужасе попятилась назад. Её забил озноб. Ей хотелось закричать, но подступающий к горлу кашель не дал ей это сделать. Что-то сломалось в тот день в детской душе Ирису. В голове мешались две мысли, вторая из которых постепенно вытесняла первую: “Почему?” и “Сдохни…”

После того случая Кёко долго ещё не появлялась в живом уголке какой-либо школы из тех, в которые она была зачислена. Ей частично удалось преодолеть себя лишь в средней. С тех пор каждый живой уголок, где она побывала, становился таковым в полном смысле этого слова: звери были счастливы от заботы, которую им дарила Ирису, и каждый раз тянулись к ней, едва завидев её. Вот только другие ученики не замечали её достижений. Для них Ирису Кёко была пустым местом. И Кёко была вполне довольна своим положением.