— *** была права: тебе плевать на всех нас до тех пор, пока это напрямую не касается лично тебя.

Всегда собранная Роза в раздражении отталкивает руки собеседника и спустя мгновение приближает своё лицо к его лицу. С такого расстояния трудно не заметить жёсткий блеск в её золотых глазах. Медленно, с расстановкой, будто пытаясь предельно ясно донести смысл своих слов, она буквально цедит:

— *** не умеет держать язык за зубами. Она слишком легкомысленна и может всё испортить. На тебя же возложена обязанность за ней приглядывать. Тебе можно это доверить, с твоим-то чувством ответственности… — встретившись с хмурым и недоверчивым взглядом, Роза слегка виновато улыбается. — Конечно, мне неприятно, что пришлось так сделать, но у меня не было выбора. Ты ведь понимаешь, как сложно быть лидером — иногда приходится принимать жёсткие решения.

С этими словами Роза уходит. Кулаки непроизвольно сжимаются при мысли о её поведении… и о собственном бессилии.

Он открыл глаза лишь на мгновенье, чтобы увидеть знакомый потолок и сразу же закрыть их вновь. Глубокий вдох, чтобы успокоить учащённое от раздражения сердцебиение — и резким рывком он принял сидячее положение. Не задерживаясь ни на секунду в тёплой кровати, парень спустил ноги — пол приятно холодил ступни — и соскочил с постели, готовый двигаться дальше. Его целью была ванная.

Оказавшись на месте назначения, он взъерошил волосы, отчего рыжая прядь налезла на глаз, и искоса взглянул в зеркало. Выдавив улыбку, он как можно бодрее сказал:

— Ну что, постараемся сегодня!

Он сухо посмеялся. Его собственное выражение показалось ему донельзя жалким. Вымученная улыбка тут же исчезла с его лица, он подался вперёд и, опершись обеими руками на раковину, мрачным взглядом принялся изучать отражение. Черты казались одновременно знакомыми и чужими. Вроде бы тот же острый подбородок, те же тонкие губы, слегка опущенные плечи, огненно-рыжие волосы, тёмно-изумрудные глаза… Но что-то всё же изменилось (что-то не настолько очевидное, как…). Что-то неуловимое, но такое значимое. И после долгого внимательного рассматривания он понял: изменился взгляд. В нём появилось нечто чуждое, и глаза будто помутнели за всё время заключения. На губах появилась кривая ухмылка.

— Всё-таки мы с тобой слишком разные, Хицугири Дэймон, — протянул он с какой-то издёвкой.

Отражение улыбнулось ему в ответ. В течение следующих нескольких секунд Дэймон всё больше мрачнел. Затем он упёрся руками в стекло и приложился лбом к зеркальной поверхности. Он болезненно нахмурился и с тяжёлым вздохом произнёс:

— Как же мне надоело притворяться… Скорей бы всё закончилось.

***

В столовой царила обычная после суда ситуация: мрачное напряжение мешалось с чувством опустошённости. Но в этот раз всё оказалось хуже, чем прежде. Одноклассники никак не могли оправиться от впечатления, которое произвёл на них барьер. При воспоминании о нём накрывало волной ужаса, и у некоторых к горлу подкатывала тошнота. Именно поэтому завтрак не шёл — кусок просто не лез в горло.

Но не только чувство страха было причиной отсутствия аппетита у некоторых. Марибель ковыряла вилкой свой завтрак, с горечью думая о том, что молчание было ошибкой. Ей отчаянно хотелось объясниться с Минато, который сегодня был действительно подавлен, но её останавливали две вещи: первая — чувство, что она предатель и больше не имеет права хоть с кем-нибудь сближаться; второй же вещью стал недобрый взгляд, которым на неё смотрел Супер Боксёр. Он ничего не сказал при встрече, но Марибель чувствовала, что он винит её в нынешнем состоянии друга. Впрочем, это было неудивительно: она и сама во многом винила себя.

Именно поэтому сегодня Марибель села за самый дальний столик и ела свой завтрак в гордом одиночестве. Длинный стол, занятый лишь тремя людьми — Минато, Акихико и Ёшики — казался как никогда пустым. За всё утро никто не произнёс ни слова, даже Хитаги и Эрика, которые, хоть и находились далеко друг от друга, одинаково выглядели полностью погружёнными в свои мысли. В столовой отсутствовал лишь один ученик.

Марти заявился с опозданием, но одним своим появлением внёс в унылую атмосферу дыхание жизни. Он стал первым человеком в помещении, на чьём лице была улыбка. Вообще весь его вид выражал какое-то озорное лукавство: в глазах горел задорный блеск, ухмылка казалась загадочной, а руки были спрятаны за спиной. В обстановке уныния и тяжёлых мыслей он выглядел настолько неестественным и лишним, что мгновенно привлёк внимание всех одноклассников. Оглядев ошарашенных его видом окружающих, Марти бодро произнёс:

— Good morning, everyone! Sorry for being late… но у меня уважительная причина.

Улыбка Супер Барабанщика стала шире. Он принялся искать что-то взглядом. Как и многие другие. Хитаги недоумённо следила за ним, пытаясь понять, что у него на уме. Внезапно взгляд Марти остановился на ней. Хитаги не успела ничего сообразить, а он достал из-за спины белую розу и протянул ей. Супер Азартный игрок растерянно смотрела то на цветок, то на него.

— Цветы прекрасным дамам, — пояснил Марти, настойчивее протягивая розу, на стебле которой не оказалось шипов.

Хитаги усмехнулась и с благодарностью приняла дар. Пока она вертела цветок в руке, Марти произнёс:

— К сожалению, синих роз, подходящих к твоему платью, не было, а до другого цветка для тебя я додуматься так и не смог.

“Сомневаюсь, что ты бы стал срывать для меня хиганбану, — подумала Хитаги и тут же мысленно отметила: — Кстати, довольно странно, что их не было в учительской. Тау ведь говорила, что добывает из цветов там яды, а хиганбана как раз ядовитая… Наверное, это как-то связано с её нелюбовью к ним…”