В Цислейтании на рубеже веков действительно было больше священников славянского происхождения в немецких областях, чем немецких священников — в славянских общинах. Однако, что бы там ни утверждала немецкая националистическая пропаганда, такая картина сложилась лишь потому, что священниками чаще становились славяне [1239] . Общая политика церкви оставалась наднациональной, имея целью примирение католиков всех национальностей.

Университеты, стремившиеся к установлению наднациональных контактов, также подвергались нападкам общественности. Например, пангерманцы выступили с протестом, когда в 1909 году Венский университет призвал Макса Дворжака на должность профессора истории искусств. Националисты сочли, что «чех» не имеет права читать историю «немецкого» искусства в «немецком» университете. Профессоров-немцев, которые выдвинули кандидатуру Дворжака, они обвинили в «предательстве нации» и «посрамлении немецкого духа». Например, профессора права доктора Йозефа Редлиха, уроженца Моравии еврейского происхождения, депутата Рейхсрата от немецких либералов [1240] .

Август Кубичек вспоминал о Гитлере: «Когда мы оказывались в районах Рудольфсхайм, Фюнфхаус или Оттакринг и встречали возвращающихся домой рабочих, бывало, что Адольф вцеплялся мне в руку: «Ты слышал, Густль? — Чехи!». Однажды мы пошли к «Пряхе у креста», Адольфу захотелось увидеть этот символ Вены. Там нам встретились рабочие с кирпичного завода, которые бурно жестикулировали и громко разговаривали по-итальянски. «Вот она, немецкая Вена!» — возмущённо вскричал он» [1241] . (Площадь с готической колонной в «чешском» районе Фаворитен, на бывшей городской окраине, вплоть до XIX века была местом казней. Гвидо фон Лист считал «Пряху у креста» древнегерманским символом границы с эзотерическим значением [1242] .)

Это единственное подтвержденное античешкое высказывание Гитлера венского периода, свидетельств о других подобных замечаниях нет. Нет упоминаний ни о стычках, ни о дружбе Гитлера с чехами — в отличие от многочисленных контактов с евреями. Доказано только одно личное знакомство — с чешкой по имени Мария Закрейс, его первой квартирной хозяйкой в Вене, уроженкой Моравии, которая говорила по-немецки с сильным чешским акцентом и писала с ошибками. С ней молодой Гитлер прекрасно ладил. В 1908 году эта чешка была, по словам Кубичека, «единственным человеком в миллионном городе, с которым мы общались» [1243] .

Гитлер едва ли отдавал себе отчёт в том, что чешский язык оставил след и в его речи: он называл Еву Браун «чапперль» («Tschapperl»), а это слово происходит от чешского «сарек» — «неуклюжий» и означает что-то вроде «неуклюжий ребёнок» с оттенком «ах, ты мой дурачок».

Мнение Гитлера-политика об «этих чехах» никак не связано с личным опытом, очевидно, что он просто воспроизводит старые венские лозунги, например, в 1942 году: Все чехи — прирождённые националисты, они всё подчиняют своим интересам. Не нужно питать иллюзий — чем ниже они кланяются, тем они опасней… Чехи — самые опасные из всех славян, потому что самые трудолюбивые. У них есть дисциплина, есть порядок, в них больше монголоидного, чем славянского. Они умеют скрывать свои намерения, демонстрируя определённую лояльность… Я не испытываю к ним презрения, но судьба назначила нам быть врагами. В нашу нацию вонзился чуждый расовый элемент, кто-то должен уйти, либо они, либо мы… Габсбурги тоже на этом погорели. Они верили, что смогут решить проблему по-хорошему [1244] .

Гитлер воспроизводит и ещё одну популярную в Вене присказку о чехе-подхалиме, который перед верхами гнётся, а низы давит. Поляки и чехи знают по тысячелетнему опыту, как лучше всего притворяться верноподданными, не вызывая недоверия. В годы его юности в Вене было полно чехов, они быстро обучались венскому диалекту и ловко пробирались на ключевые посты в управлении, экономике и так далее [1245] .

Старое венское пренебрежение к «трудолюбивым», но годящимся только в слуги чехам звучит и в разговоре Гитлера с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером в 1942 году: Чехи были лучше венгров, румын или поляков. У них сложилась мелкая буржуазия, работящая и знающая своё место. Они и сегодня будут смотреть на нас снизу вверх с гневом и безграничным восхищением: «Мы, богемцы, не созданы для того, чтобы править!» [1246]

Гитлер считал методику Люэгера, «онемечивавшего» чехов при помощи языка, недостаточно последовательной. В «Моей борьбе» он писал, что национальный дух, или точнее, раса заключаются не в языке, а в крови и что во времена его юности германизация рождала совершенно ложные надежды. Даже среди пангерманцев были такие, кто полагал, что при поддержке правительства австрийские немцы смогут германизировать австрийских славян, и никому было невдомёк, что германизировать можно землю, но никак не людей. Ведь под этим словом тогда понимали обычно всего лишь принудительный переход на немецкий язык. Но это ужасная логическая ошибка, думать, что, скажем, негр или китаец станут германцами, если выучат немецкий и будут готовы говорить на немецком и голосовать за немецкую партию. Наоборот, это дегерманизация и начало бастардизации, уничтожение германского элемента. Веками практиковавшееся в Габсбурских землях кровосмешение влекло за собой снижение качества высшей расы [1247] .

Гитлер планировал после войны «выселить с богемских территорий все расово неполноценные элементы и отправить их на восток. Чехи трудолюбивы, и если распределить их по занятым восточным территориям, из них, возможно, получатся хорошие надсмотрщики. Фюрер неоднократно подчёркивал, что он прекрасно знает чехов» [1248] .

С другой стороны, ему казалось, что выселение чехов и желанная «германизация» Богемии и Моравии путём заселения этих земель немецкими колонистами, идут слишком медленно, поэтому он допускал и «традиционное» онемечивание, но только в сочетании с предельно жёстким подавлением любого рода протестов [1249] .

Его войска оккупировали не только Судетскую область, но и «остальную Чехию», которая отнюдь не была немецкой, — и это никак не сочеталось с его лозунгом: «Один народ, одно государство, один фюрер». Гитлер прибегал к неубедительным отговоркам и ссылкам на традиции Габсбургов, например, в 1942 году: О Чехословакии нельзя сказать, что она смогла стать самостоятельным государством; она так сильно подражала немецким образцам в области культуры, что и по сути своей осталась старым австрийским многонациональным государством.