— Кажется, прибыли посланцы из Алясбада. — Подал голос Адихмар, выглядывая через плечо Гюлима в окно.

Со стороны пустыни к руинам Амбазиля быстро приближалось несколько черных фигурок. За ними, как за всадниками, тянулись, низко стелясь по песку, пылевые хвосты, вот только новые гости ехали не верхом, а бежали на своих двоих. Дарик понял это когда одна из ближних фигурок, достигнув вершины дюны, взмыла в воздух, перепрыгивая с неё на соседнюю. На короткий миг в воздухе мелькнул человеческий силуэт, тут же скрывшийся в новых клубах пыли.

— Пора начинать.

* * * *

На балкон Гюлим вышел, взяв с собой лишь одного Дарика. Старшие ашира, не получив такого приглашения, теперь маячили в окнах, наблюдая за происходящим на площади оттуда.

Низкий густой сигнал вызова пролетел над площадью, всколыхнув нестройный ропот собравшихся. Народ стал стекаться под балкон Гюлима, собираясь в разряженную толпу. Там были и пришедшие только что хафаши; и несколько облачённых в чёрные одежды колдунов, с напоминающими косы кривыми посохами в руках; и женщины, закутанные от шеи до пяток в грубые платья, с множеством оберегов, болтающихся на них. Лица их уродовали шрамы и татуировки. Но больше всего Дарика впечатлили гости изначально державшиеся обособленно от всех остальных. Выглядели они диковинно — выше пояса загорелый женский торс с выразительными полушариями грудей, а ниже… извивающийся змеиный хвост. Они стояли… сидели?.. (трудно определить сидит или стоит тот у кого вообще нет ног!), тесной кучкой расположившись на останках рухнувшей башни, бросая вокруг себя презрительные взгляды.

Хафаш распростёр над собой руку, словно приветствовал всех собравшихся. Наверное, когда-то здесь вот так же стоял сам царь Саракаш, взиравший с высоты на свои воинства. Гюлим на царя не тянул — не было у него ни царственного скипетра, ни картинно развевающегося плаща за спиной. Но идущее от него мрачное очарование одержимого идеей и непоколебимо уверенного в своём успехе с лёгкостью компенсировали эти недостатки. В такие моменты Дарику льстило его положение при Гюлиме — он смог стать для него ценным!

— Дети Ночи, — прогремел хафаш, — отверженные Миром и проклятые новыми богами, вы знаете кто я! Для тех же, кто потерял свои глаза и тысячи лет не вылезал из норы — я представлюсь! Моё имя Мустафа аль Гюлим! Я командовал армиями великого бессмертного владыки Зулла Саракаша — правителя земли мааритов, от гор и до солёного моря. Несколько сотен лет я топчу пески этого Мира. Я исходил эту землю вдоль и поперёк, я спускался в норы эламей и поднимался в горы Нарастана, я бывал в дворцах бединских мирз и в лачугах песчаных ведьм. Многое я увидел и понял там, так внемлите же тому, что я скажу! Мои слова никогда не придутся по вкусу тем, кто прятался, пресмыкался и унижался так долго, что это стало частью их натуры. Но тот, кто хочет быть сильным, послушает меня!

Внизу заинтригованно зашептались. Кто мог не слышать о Мустафе аль Гюлиме?! Его уважительно именовали «Принцем Ночи», придумывая пышные и длинные титулы, вроде «Отец всех хафашей», или «Первейший из бессмертных», что было не далеко от истины, так как он являлся одним из старейших и сильнейших атраванских вампиров.

— Пришли времена, в которых вам нет места. — Грустно и как-то буднично продолжал Гюлим после небольшой паузы. — Можно сколь угодно долго упиваться своим прошлым, считая себя потомками храбрых воительниц Двуречья, дерзко бросавших вызов самим богам. Или тоскливо вспоминать, когда толпы городской черни простирались ниц пред жрицами Минры! Можно даже думать, что познание тайн Жизни и Смерти спасёт вас от смертного пыхлевана! Но… — вампир, навалился на старый бортик, будто пытался разглядеть тех, кто стоял под ним. — …Мечты не заменят того, что я вижу на самом деле. Скоро сотрется последнее воспоминание о вас и наступит торжество новых народов и их богов! Тогда грязный кочевник будет без страха привязывать верблюда к идолам Минры, а последняя эламея будет дрожать от страха, забившись в нору словно змея! Это ли то, к чему вы все стремились?! — Нет!!! Но это ваша Судьба, если вы и дальше будете подобно неудачникам утешать себя тоской о прошлом и пустыми мечтами!

— Как ты смееш-шь, мерс-ский кровопийц-цса! — одна из змеедев, поднялась на своём хвосте, возвысившись над подругами. Блики луны играли на её серебряных браслетах и медных нагрудных пластинах, служивших для защиты и украшения. В руке она сжимала короткое копьё, которым яростно потрясала над головой. — Я вырвф-фу тфой яз-сык и выс-суш-шу на с-солнце тфои глазс-са!

— Иного я и не ожидал, Базсакафатха! — Презрительно бросил Гюлим, легко и непринуждённо справившись с именем змеехвостой, будто специально тренировался перед этим на скороговорках. Шепча имя себе под нос, Дарик попытался повторить его подвиг, но сбился на третьем слоге и сердито сплюнул с досады. — Осознание правды в чужих словах режет сильнее ножа! Слава твоей прародительницы Сарпатанайи велика, но хватит ли у тебя самой смелости сравниться с ней?! Достанет ли этого у всех остальных?! Или предо мной стоят одни жалкие ничтожества, которые подобно змеям и скорпионам прячутся под камнями от лучей восходящего солнца?! Есть ли среди вас те, кто не желает довольствоваться долей опарышей и червей, пожирающих падаль?! Мои слова будут обращены к ним!

Народ внизу начал оправляться от первого удивления. Раздались первые истеричные выкрики проклятий кого слова хафаша задели за живое. Но нарастающая волна возмущения была перекрыта высоким женским голосом, громко сказавшим из толпы:

— Достаточно, Мустафа!

Дарик вытянул шею, пытаясь разглядеть из-за спины своего господина говорившую. Судя по звучанию голоса, обладательница его была молода. Были там, в первых рядах, пустынные ведьмы, но такого страшного вида, что не хотелось верить, будто этот приятный слуху сопрано может принадлежать им.

Толпа расступилась, пропуская вперёд невысокую женщину. В походке её чувствовалась лёгкость и грациозность крадущейся кошки. По сравнению с ведьмами она казалась шахиней случайно забредшей в логово нищебродов. Покрытое замысловатой вышивкой платье, закрывало её от горла до пят, но при этом плотно облегало её стройную фигуру от лифа до бёдер. Пара алых миндалевидных глаз с лёгкой насмешкой взирала на Гюлима поверх шёлкового платка.

— Мы уже все осознали свою ничтожность пред тобой, ведь только ты один из всех никогда и ни от кого не прячешься. Ты всегда заходишь на белом коне в главные ворота, а перед тобой всегда идут глашатаи возвещающие: «Смотрите! Вот идет великий и ужасный Гюлим!» Но ты ведь призвал нас не за этим! Что хочешь ты предложить?