Граф справедливо полагал, что юный Уолкер вполне может устроить скандал на публике, а тогда и Шерил рисковал слишком уж увлечься и тоже вступить в конфликт, показав во всей красе свою сущность. «Нои существа увлекающиеся» — частенько вздыхал Граф в последнее время, узнав об очередных похождениях Уз.

Узы были отдельной басней. Словно два хитроумных кота, путешествующих сами по себе, они то и дело внезапно заваливались в старинное поместье, для того чтобы наесться, напиться или отоспаться. При этом вид, в котором они щеголяли как внутри, так и снаружи, порой поражал воображение. И, что самое удивительное, иногда близнецы заваливались домой не одни, а с компанией. В таких случаях обязательно посылали акума в винный погреб за остатками спиртного, которого всегда было мало, а Глория, краснея, со вздохами гнала Уолкера спать или учить уроки, чтобы не видел этого непотребства.

Тики же продолжал появляться очень-очень редко, ненадолго и подчёркнуто не любил свою Семью. Зато, вроде бы, действительно привязался к Аллену. У мальчика пару раз появлялась мысль о том, что было бы здорово как-нибудь отправиться хоть на неделю пожить с этим Ноем, но понимал, что это невозможно. Глория объяснила ему то, как Тысячелетнему Графу не нравится отстраненность Удовольствия Ноя, и, конечно, он беспокоится и за привязанности маленького Аллена.

В такие моменты Аллен обычно возмущался, что он вовсе не маленький, и забывал о первоначальной теме разговора на радость Глории. А уже минут через десять либо ложился спать, либо садился за книги, как ему и велели. Не то чтобы учиться ему нравилось, но было в этом что-то уютное, особенно зимой, когда за окнами вьюга, а ты в тепле и уюте.

Декабрь ознаменовался хандрой и унынием, связанным с воспоминаниями о Мане. Собственно, эту хандру отметил даже Музыкант из его странных снов, о которых Аллен никому ничего не сказал. Тот попытался поговорить с мальчиком о его состоянии, осознавал, что это дело пустое, и просто всё время сна играл что-то красивое, мелодичное и тягучее. Аллен же, свернувшись калачиком на диване, не сводил взгляда со стеклянной стены и едва заметно улыбался, покачивая ногой в такт минорным нотам.

То, о чём Аллен действительно забыл, — его день рождения. На сей раз с подарками, с семьей, с весельем и безумием, с радостью, обеспеченной, по крайней мере, Узами. Когда мальчик уточнил, что в Семье с празднованием того же Рождества, те пожали плечами и предложили нарядить ёлку.

Ёлок оказалось… получилось…

В общем, когда тридцать первого утром в последний день года Аллен крался по коридору, он натыкался на ёлки практически в каждом углу из возможных. Ёлки были разные и по размеру, и по цвету, и по структуре. Не только натуральные, но и искусственные.

И они действительно были везде. Задрав голову, Аллен даже не удивился, увидев свешивающуюся сверху очередную жертву этой мании. Бледную, чахлую, украшенную разноцветными ленточками. Если бы по коридору прошёл Скин, то точно снёс бы её своей головой.

Теперь уже куда внимательнее Аллен продолжил свой путь через холл, надеясь попасть в кухню. Он проснулся посреди ночи от жалобного завывания желудка и едва сумел заставить себя оставаться в постели до первых лучей рассвета, затем бегал по комнате ещё полчаса и вот теперь крался за своим завтраком.

Ничего противозаконного он не совершал, но красться по тихому, безмолвному дому было куда интереснее.

Аллен замер, отмечая, что дверь комнаты Уз приоткрыта. Близнецы спали очень мало времени, и мальчик до этого никогда не заставал их спящих. Так, может, хоть сейчас….

Распахнув дверь, Аллен осоловело хлопал глазами, даже не зная, что именно сказать по поводу увиденного. Узы спали. Или дремали. Вот только количество голых конечностей на огромной, разворошенной кровати несколько не соответствовало количеству близнецов. Да и конечности эти были какими-то чужими. А уж когда разбуженные от сквозняка обитатели спальни зашевелились, и из-под подушки поднялась помятая, рыжая длинноволосая неизвестная голова, а за головой и грудь… вернее, груди…

Вернее.

Аллен, чувствуя, как горят его щёки, закашлялся, отступая, тогда как чья-то нога грубо шлёпнула поднявшуюся голову обратно в подушку, и на локтях приподнялся уже Джасдеро.

— Аллен? — медленно протянул блондин, протирая глаза. — Уже утро, да?

— Эм, да… я собственно, просто проходил мимо…

И уже хотел выйти, наверное. Тут был страшно спёртый воздух, пропахший потом, и вообще слишком тяжёлая обстановочка. Но Аллен не знал, как ему уйти. Извиниться и удрать, что ли? Но это глупо, он не сделал ничего плохого и теперь уже имел полное право отстаивать свою правду.

— Кто-то опять забыл закрыть дверь! — Джасдеро с силой пнул одну из кочек под покрывалом, но в ответ раздался лишь женский визг, и из-под одеяла показалась чья-то задница, а ему пришлось пинать в других местах. До того момента, как встрёпанный и всё такой же голый Дебитто тоже не вынырнул на поверхность, целуя одну из девушек в шею и что-то сердито бормоча. Затем он тоже наткнулся на Аллена и, поднявшись на колени, ничуть не стесняясь свой наготы и спавшего одеяла раскрыл объятия:

— Аллен! Доброе утро!!