— Они говорили о тебе, знаешь? Нои. Я считал, что их тринадцать раньше.

— Ха, они догадались, что я Четырнадцатый? — Музыкант откинулся на спинку стула, вытягивая руки и улыбаясь довольно, сыто. Будто случилось именно то, чего он так давно ждал. И теперь ему и делать ничего не нужно, только наслаждаться результатом своих трудов.

— Как тебя зовут на самом деле? — со вздохом спросил Аллен. У него было много иных вопросов: о том, кто такой этот Четырнадцатый, что с ним такого случилось и почему он появляется в его снах, но сейчас…. Нет, он не желал тревожить спокойный сон пустыми переживаниями. К тому же наверняка Музыкант не ответит и на половину его вопросов.

Юноша за зеркалом в это время уже поднялся на ноги и прошёл в другой конец комнаты, будто выискивая там что-то в углу, за диваном, где стоял небольшой столик. Аллен не помнил этого столика в реальности, но это ведь сон.

— Неа Кемпбелл, — наконец обернулся парень, постукивая пальцами по серебристому боку кларнета. Он играл на нём всегда что-то неизменно бодрое, задорное, вызывающее улыбку и так и тянущее пуститься в пляс. Мальчик не раз ловил себя на том, что постукивает ногой в такт музыке.

Аллен улыбнулся, только увидев инструмент.

А вот Неа был полностью в своих собственных мыслях.

— Я… последние годы жизни я так же был Неа Уолкером, — наконец произнёс парень. Улыбка Аллена увяла, потерянный взгляд Музыканта был не виден, но ощущался так, что мурашки ползли по коже.

— Неа? Уолкер? — Аллен едва разлепил губы, произнеся эти два, вроде бы, простые слова. — Ого.

— Мана был моим братом, а Тринадцатый был отцом.

Музыкант поднёс мундштук к губам, вопросительно глядя на мальчика, ожидая, будут ли ещё какие-то вопросы.

Но Аллен отрицательно качнул головой и приготовился слушать и не думать.

Он не знал, сколько времени они провели так с зеркальным другом; тот – играя, а Аллен в роли благодарного зрителя. Разве что не хлопал, выражая свой бурный восторг. Но, когда музыка закончилась, он, словно очнувшись от транса, обнаружил себя, сидящим в кровати, в другой уже комнате, которая совсем не отражалась в зазеркалье Музыканта.

— Эм? — Аллен тряхнул головой и потянулся, пытаясь сообразить, — Это сон ещё.

— Конечно, — Музыкант, так и остающийся тёмной, человекоподобной тенью, зажал кларнет между колен и, склонив голову на бок, наблюдал за мальчиком. — Может быть, ты был таким сонным, что превратил свою комнату в спальню?

— Я сплю! — возмутился мальчишка, вскакивая на ноги и сердито сверкая глазами в сторону зеркальной стены.

— Это состояние нельзя в полной мере назвать сном. По сути, находясь здесь, ты не должен отдыхать так же качественно, как во время сна. Но отдыхаешь и даже лучше лишь потому, что я тебе играю. — Неа (Уолкер или Кемпбелл, не суть важно) пошёл убирать инструмент обратно. — У тебя было много вопросов, помнишь?

Аллен поудобнее закопался в своё одеяло, кивая.

— Я только не помню их, наверное, — признался он, сооружая из своего одеяла удобное во всех отношениях гнездо. Тут слегка подоткнуть, там приподнять край, и он наконец-то доволен своим положением, и ноги не отсидит, и удобно, и тепло.

И это странно. Во снах ведь не должно быть таких чётких и реальных ощущений. Уолкер был уверен, что, стоит ему ущипнуть себя, — сразу почувствует боль, но и не проснётся.

Почему он раньше не подумал об этих аномалиях? Это совсем не похоже на нормальный сон. То есть откуда бы Аллен знал, что такое нормальный сон? Рассказывать ему об этом было некому. И спрашивать не у кого. Серьёзно, Роад жила на грани реальности и снов, а вот Узы были слишком взрослыми и озабоченными. Слушать о их снах Аллен не желал ни в каком виде. И был уверен, что, стоит поднять эту тему, он наслушается таких пошлостей….

Тем более он сам ненормальный, он экзорцист, мало ли какие завороты у экзорцистов?

Собственно, именно этот вопрос Аллен и озвучил, когда понял, что Музыкант пытается привлечь его внимание.

— Ты не экзорцист, — лица тени видно не было, но Ной поморщился, Аллен это отлично видел и слышал недовольный тон парня.

— Конечно, я синхронизированный или просто владелец чистой силы, — едва сдерживая смех, отозвался Аллен, рассматривая свою руку и с удивлением понимая, что на руке перчатка и снять он её не может. Она будто была запечатана. Скорее всего, так было и во всех предыдущих снах, только мальчик не обращал внимания. — Ты говоришь, как остальные.

— Экзорцисты — это работники Ордена. Послушные, молчаливые, воодушевлённые, безропотные или шантажируемые, даже не понимающие, что их шантажируют. Они служители этого Ватикана Центра, — определённая доля ярости была в голосе Неа. — И я искренне верю, что ты никогда не станешь одним из них.

— Экзорцисты так плохи?

— Нет, не они плохи. Плохо быть экзорцистом.

Определённо, Аллен не мог понять, что именно имел в виду Музыкант, но кивнул для вида. Ему следовало перевести тему, он часто так делал, и взгляд будто специально остановился на его сцепленных ладонях.