— Я умер.

Просто и логично.

— Как?

— Это не тактично спрашивать у человека, как он умер, тебе так не кажется? — уперев руки в бока, нахмурился Музыкант.

— Ты сам сказал, что Ной, им плевать на свои смерти. Мне Роад рассказывала несколько своих старых смертей и ничего же.

— Роад псих.

С этим Аллен поспорить не мог. Да и, видно, человек в зеркале (Аллен всё ещё не мог поверить, что это всего лишь отражение, к тому же этот тип был полноценной личностью) не собирался распространяться на эту тему. Может, ему и впрямь было настолько неприятно?

— А если я разобью зеркало, что будет? Ты умрёшь или ты не привязан к этому зеркалу?

— Ты не сможешь разбить это зеркало, — после очень долгой паузы, отметил Музыкант.

— Почему? Оно неразбиваемое? И если бы смог разбить, ты всё-таки умер бы или как?

— Почему у тебя раньше стольких вопросов не возникало? Сидел хорошим мальчиком, слушал, помалкивал…

— Так тогда я не знал, что ты реальный! — хлопнул в ладоши мальчик, объясняя всё сразу. — А теперь я уверен, что ты настоящий… Был. Ты же умер. А теперь вот такой. Мне любопытно.

— Любопытство…

— Не порок!

Музыкант выгнул бровь, встречаясь взглядом с серыми, полными открытого вызова глазами.

— Болтаешь ты шустро. Соображаешь тоже неплохо, молодец! Это повышает вероятность того, что ты сможешь покинуть эту комнату, открыв дверь.

— В смысле? А ты на что?

— Я не могу отдавать команды, которые тем или иным образом влияют на структуры снаружи. Наблюдать и менять всё внутри — пожалуйста. Но моё пианино ненастоящее. И сейчас действует благодаря некоторым ухищрениям. Твоё — настоящее. И мне до него не дотянуться. Так что играть и открывать двери придётся тебе.

— Мне придётся играть, чтобы открыть дверь? — Аллен в ужасе уставился на инструмент. — Зачем?

— Чтобы открыть дверь! Думай об этом и играй! Давай! Иди и садись!

— Я не умею! — всё же присаживаясь перед инструментом, произнёс Аллен. Поздновато в голову пришла отговорка о том, что он ещё отравлен и не готов. Пришлось под уверенный голос Музыканта, уверяющий, что Аллен всё умеет, пытаться играть. Сначала это получалось плохо, мальчик чувствовал неловкость лишь от нажатия белых клавиш, неуверенно вслушиваясь в звуки, что издавал инструмент. Да ещё и руки дрожали, и левая будто грозила в любой момент онеметь или парализовано повиснуть.

Но... с другой стороны… Аллен должен был признать, что как будто знает, что и как делать, если забыть о технической стороне процесса.

— А... а сколько мне играть? — сбиваясь и отдёргивая руки от клавиш, обернулся мальчик.

— Всю мелодию. Ты сможешь.

И Аллен действительно смог! Несмотря на сомнения и недоумение, его руки словно сами по себе порхали по клавишам! Это было так прекрасно, что он полностью забыл про свою задачу: заставить дверь открыться. И понял это, лишь наткнувшись на снисходительный взгляд Музыканта.

— Я… отвлёкся.

— Давай снова.

И Аллен играл снова. И снова. И снова. Но этот инструмент, эта мелодия словно обладали магической силой, он не мог сосредоточиться на задаче! Не мог и всё! Поддерживал концентрацию всего мгновения, а если мог удержать немного дольше, обязательно совершал ошибки в самой игре.

И он играл снова.

— Я играл и давал команду! — после пяти повторов колыбельной не выдержал Аллен.

— Аллен, ты ребёнок. Не спорь, это так! И по настоящему фокусировать мысли и волю свою именно в это фортепиано ты не сможешь. Был бы здесь Мариан, он лучше бы объяснил, а я всегда был практиком! Кстати о практике! Ковчег тоже зараза, он с первого раза не услышит, даже если у тебя право Исполнителя…

— А оно у меня есть?

— Да, тебе его передали. Так вот, тут требуется практика! Надо чтобы Ковчег был уверен, что за ним сидит его хозяин. Так что... просто играй! И думай о двери наружу.

Не получалось. У Аллена болели руки, пальцы левой руки двигались гораздо лучше, чем он думал это будет возможно, но дверь никак не желала появляться. Аллен был в отчаянии.

— Давай побольше уверенности, Аллен!! И сосредоточенности на том, что тебе нужно!! — через ещё десять минут игры воззвал к нему Музыкант, и Уолкеру захотелось расплакаться от обиды.

— Я… Слушай, — неожиданно серьёзно заговорил мальчик, опуская руку и оглядывая комнату, в которой он был заперт с сумасшедшим отражением. — А сколько человек может прожить без еды и воды?

Граф ничуть не удивился, когда дверь его кабинета в семисотый раз за день резко отворилась — у него была тяжёлая ночь, и утро не прибавляло позитива. Но личности стоящих на пороге людей были полной неожиданностью. Шерил, явно встревоженный, почти перепуганный. Обычно сдержанный Алчность редко мог выглядеть таким несобранным, и цепляющаяся за его руку Роад была воплощением самой паники, с дико бегающими глазами, подрагивающими губами, сминая в кулаках рукав своего приёмного отца, она явно хотела кричать в голос, но переполнявшие её эмоции не девали выдавить и звука.