– Считаешь меня сумасшедшим? – на всякий случай поинтересовался Мидорима.

– Я не психиатр, Шинтаро, – чуть улыбнулся Акаши и остановился, прищурив разноцветные глаза и рассматривая что-то в окне. – Я не уполномочен ставить диагнозы вроде параноидной шизофрении.

– Я не сумасшедший. Он точно там был, разумеется.

– Не спорю, – спокойно ответил Акаши. – Просто его не видел я. Вот и всё. Но если ты переживаешь, Шинтаро, спроси у кого-то из слушателей, которые находились в зале. Ты сказал, он был в оранжевом костюме технической службы, значит, его вполне мог кто-то заметить.

– Я не переживаю, – честно соврал Шинтаро, поджав губы. – Я уверен, что это не галлюцинация. И не призрак, разумеется. Это реальный человек. И он меня преследует.

– Зачем кому-то тебя преследовать, Шинтаро? – спросил Акаши, снова взяв курс в сторону кампуса. – Твои родители не являются высокопоставленными чиновниками или крупными бизнесменами, так что похищение с целью выкупа можно исключить. И я сильно сомневаюсь, что ты с твоей патологической правильностью мог заинтересовать полицию или спецслужбы.

– Тогда что ты предлагаешь? – не выдержал Мидорима. – Откуда, по-твоему, он взялся? Или ты всё-таки считаешь меня сумасшедшим?

– Я уже ответил, Шинтаро, – покачал головой Акаши. – Что до моего мнения… Если он работает в технической службе университета, то он вполне мог оказаться и в парке, и на перекрёстке. В этом нет ничего ни странного, ни мистического. И моё мнение не изменилось: я по-прежнему считаю, что тебе следует отдохнуть и съездить домой. И успокоиться. Тебя проводить до станции?

Шинтаро отрицательно покачал головой и незаметно сжал кулаки. Успокоиться. Конечно, успокоишься тут! Когда из головы не идёт этот Такао. Реальный. Он реальный, разумеется. О призраках и галлюцинациях не может быть и речи. И Шинтаро узнает, кто он и зачем преследует его. Узнает, как только вернётся из Нагано обратно в Токио.

========== Глава 1.3. Навязчивая идея ==========

Всё время, что он ехал до Нагано поездом, из головы не выходили странные обрывочные фразы загадочного Такао, которые тот цедил крайне неохотно. А ещё старательно отводил глаза и вообще избегал смотреть на собеседника, что было верхом бестактности, разумеется, да и настораживало порядком. Но совсем не так, как искорки любопытства во взгляде, которые Шинтаро всё-таки сумел разглядеть, и… Он не мог быть до конца уверен, но… То, как Такао смотрел, как говорил – всё это, неизвестно почему, но убедило Мидориму в том, что его спаситель знает его и знает достаточно хорошо. Только откуда? И почему сам Мидорима его не помнил? Ведь его блестящая память не раз выручала его до сих пор.

Неужели Такао действительно не существует, и он просто является плодом больного воображения Шинтаро? Галлюцинации и бред преследования значились как наиболее распространенные симптомы шизофренического расстройства в прочитанном прямо перед отъездом незаметно от Акаши медицинском справочнике. Впрочем, видимо, не так уж незаметно, раз Акаши по дороге на станцию не без снисходительной улыбки рассказывал, как днях он читал в научном журнале статью об американском математике Джоне Нэше, который всю жизнь страдал шизофренией, однако это не помешало ему вывести важнейшие равенства теории игр.

Всю дорогу от станции Мидорима повторял мантру, составленную из слов Акаши: “Просто надо отдохнуть, просто успокоиться”. Но для описания ситуации можно было подобрать любые эпитеты, за исключением как раз этого “просто”.

Дом встретил уже подзабытым родным запахом и чувством защищённости, которого Шинтаро так не хватало в последнее время. На несколько мгновений он даже позабыл всё, что с ним приключилось и послужило причиной внеочередного приезда домой. Согнулся в три погибели, чтобы обнять миниатюрную мать, выдержал строгий взгляд отца и скептический – младшей сестры. Во время семейного обеда Мидорима отвечал на расспросы об учебе, научной работе и товарищах. Он сам не ожидал, что будет поддерживать беседу так охотно и сдабривать рассказы таким количеством подробностей. На самом деле ему просто не хотелось, чтобы мозг оставался незанятым, потому что он точно знал, о чём тогда он станет думать.

Сколько он ни старался, в какой-то момент он остался один в своей комнате, где почти ничего не изменилось со времени его отъезда. Мама, вероятно, регулярно вытирала пыль и не позволяла никому ничего трогать. Шинтаро провёл рукой по корешкам книг на висевшей над столом полке. Библиотеки у них с сестрой всегда были настолько разными, что она, наверное, даже не заглядывала сюда. Бросил взгляд в окно: знакомый вид на тихую улочку показался немного чужим. Кровать была идеально застелена, как и всегда, над кроватью – пробковая доска, к которой он в несколько слоёв пришпиливал памятные бумажки: газетные вырезки, билеты, рекламки, фотографии.

Взгляд зацепился неожиданно, и Мидорима похолодел, несколько раз моргнул и подался немного вперёд, чтобы разглядеть получше. Сомнений не было, из-под обтрепавшихся уголков пожелтевших бумажек виднелся фрагмент старой фотографии, на которой… дрожащими руками Шинтаро поспешно снял несколько верхних слоев и замер, уставившись на фотографию.

Он стоял в профиль, пожалуй, можно было бы и не обратить внимания, но именно этот ракурс, как будто его преследователь пытался ускользнуть, отвести взгляд, въелся в кору головного мозга настолько явственно, что Мидорима не сомневался – это был Такао. По спине снова пробежал холодок, и глаза по ощущениям почти вылезли из орбит, потому что этого просто не могло случиться. Такао не мог быть на этом снимке двенадцатилетней давности, разумеется. Не мог, если только он отражался в зеркале, не боялся серебряных пуль и солнечного света. Но он там был. И Мидорима не мог найти ни одного сколько-нибудь правдоподобного объяснения, ведь этому фото было никак не меньше двенадцати лет. Сам Шинтаро был на снимке чуть растерянным и зажатым мальчонкой, одетым в горнолыжный костюм и настороженно смотревшим в объектив.