Катсу совсем не был похож на него. Слишком дружелюбный, слишком слабый и слишком глупый. Совсем как Савада в свое время. Прошло много времени, он изменился, поумнел, стал сильнее, замкнулся. И безудержно мечтает вернуться в прошлое, где он был безвольным неудачником. Потому что, как он говорил, тогда он был по-настоящему счастлив.

Кея не был таким дурачком никогда, время его почти не изменило, и ему не с чем сравнивать. Он хотел, чтобы Катсу был сильным, умным и похожим на него не только внешне, но что, если… хотя бы на секунду допустить мысль, что ему необязательно быть его отражением?

— Вы что-то хотите мне сказать? — неловко потер затылок Катсу, смущенный пристальным вниманием. Внезапно он остановился и ехидно улыбнулся: — Любите меня, да?

Хибари вздохнул и отвесил ему подзатыльник.

— Мечтать не вредно, травоядное.

Катсу, болезненно поойкав и насупившись, смерил его неодобрительным взглядом и поймал его за руку. Когда Хибари попытался отдернуться, схватился сильнее.

— Перестань.

— Да бросьте, ничего страшного. А мне приятно.

— Это выглядит странно.

— Не вы ли плюете на мнение окружающих с высокой колокольни?

— Мне неприятно.

— Просто попробуйте!

Кея выдохнул сквозь стиснутые зубы и ничего не сказал, но отталкивать его не стал, просто ускорил шаг. Он действительно терпеть не мог, когда его трогали — тем более без его разрешения, и Катсу не был исключением. Его едва не передергивало, и руку буквально жгло, так хотелось стряхнуть с себя чужую ладонь.

— Пить хотите? — довольный своей маленькой победой, поинтересовался Катсу, когда они проходили мимо торговой палатки. — Я бы выпил колу.

— У тебя ужасный вкус. — Хибари стряхнул его руку и вытянул из кармана бумажник. — Воду и лимонный сок.

— Лимонный сок? — скривился Катсу, получая вспотевшую бутылку с невзрачной этикеткой. — Ее нам бы хватило на двоих.

— Я не пью из одной тары с другими людьми.

— Боитесь заразиться травоядностью?

— Я ничего не боюсь.

Катсу улыбнулся, снова взявшись за его руку, и на этот раз отец не отдернулся, ограничившись лишь недовольным взглядом. Оказывается, он бывает таким занудой. Но все же… Катсу так нравилась эта его самоуверенность, холодность, хотя он и часто страдал из-за нее, но это придавало образу отца загадочности и… какой-то оторванности от остального мира. Он правда стоял особняком, и, так или иначе, всегда притягивал к себе внимание, настолько казался особенным. Неудивительно, что так много людей его любят, несмотря на очень тяжелый и непростой характер.

Они прогуляли весь день, и за это время Катсу даже не думал о том, что занимало все его мысли последние несколько недель. Чувство вины, горечь, заковырки расследования — все отошло на задний план, словно исчезло, оставив их одних во всем мире.

Поэтому, когда он подходили к дому, очень не хотелось возвращаться.

Небо было красным-красным, заходящее солнце отражалось алыми бликами в окнах машин и домов, и в душе наконец-то, впервые за долгое время, появилось спокойствие.

— Ну… неохота идти домой, — признался Катсу, заметно приуныв. Рука у отца теплая и держит крепко, даже можно самому не держаться. Это так удивительно.

Хибари на мгновение призадумался и вдруг улыбнулся.

— Есть идея. — Он потянул его на подземную парковку.

Заинтригованный, Катсу брел за ним мимо многочисленных машин, а потом они остановились у одного из отцовских автомобилей.

— Поедем кататься на машине? — обрадовался он, но отец покачал головой и прошел чуть дальше — к чему-то маленькому, прикрытому брезентом.

Одним движением он сорвал ткань, и Катсу не сдержал восхищенного вздоха. Это был сверкающий отполированными боками мотоцикл — старого выпуска, но такой мощный и роскошный, что дух захватывало.

Кея любовно погладил его по кожаному сиденью и, перекинув через него ногу, сел, заново привыкая к старым ощущениям. Он с окончания школы не садился за руль мотоцикла, хотя бережно его хранил, и теперь нашел достойный повод на нем прокатиться. Нужно было сделать это намного раньше.

— Ты едешь? Или передумал?

Катсу, встрепенувшись и выйдя из священного шока, быстро уселся сзади и крепко обхватил руками отца за талию. Хибари вздрогнул, нахмурившись, но тряхнул головой и включил зажигание.

Вечерние дороги Намимори сверкали фарами автомобилей и блеском отражающихся в свете фонаря крыш. Под колесами — идеально ровный асфальт, а в ушах — рев мотора и ветра.

Катсу закрыл глаза, выглядывая из-за спины отца. Ветер развевал волосы, бил в лицо, заставляя жмуриться, и хотелось раскрыть руки, чтобы почувствовать себя летящим в воздухе.

Хибари петлял между машинами, умело объезжал пробки, съезжая на пешеходную тропу и тем самым нарушая ряд законов, которые были писаны для всех, кроме него, и наслаждался этим потрясающим чувством свободы. Катсу стискивал его в объятиях, прижимаясь грудью к спине, и… это немного согревало.