Шрифт:
Когда он вошел в квартиру, то тут же столкнулся с отцом.
— Такая темень, жесть, — пожаловался Катсу, делая вид, что он тут ни при чем. — Я еле как дошел.
— Не считай окружающих людей идиотами, глупый мальчишка, — фыркнул Кея, отвешивая ему легкий подзатыльник. — В этот раз твой проступок останется безнаказанным, но только попробуй сделать что-то подобное еще раз — горько пожалеешь.
— Я просто хотел, чтобы вы не губили себя и отдохнули, — обидевшись, бросил Катсу, переодеваясь в пижаму. Хибари, расстегивавший рубашку, пренебрежительно хмыкнул.
— Я хочу закончить поскорее с работой и найти виновных. Странно, что ты этому препятствуешь.
— Я… я вовсе не препятствую! Я тоже хочу отомстить, но не ценой вашего здоровья. А вдруг — бой? А вы уставший, сонный.
— Я же ложусь спать, верно? Замолчи уже.
Отец лег на единственную кровать в квартире и закрыл глаза, чинно сложив руки на груди. Катсу приземлился на неудобный, коротенький даже для него диван и постарался уснуть.
— Ты спокойно спать не умеешь? — недовольно одернул его Хибари, пока тот кряхтел, устраиваясь получше. — То ноешь, то теперь стонешь — раздражаешь. Иди сюда.
Катсу подобрал свою подушку и одеяло и с удовольствием перелег на постель, прижимаясь к теплому боку отца.
— Это не значит, что ты можешь ко мне липнуть, — отпихнул его Хибари, отодвигаясь сам. — После того, как я предложил начать сначала, ты совсем страх потерял? Спать в одной постели двум мужчинам — уже отвратительно, а ты еще прижимаешься.
— Но я же ваш сын!
— Это еще более мерзко. Спи здесь, но не прикасайся ко мне. Я терпеть не могу, когда меня трогают. — Его заметно передернуло, и он повернулся спиной к сыну, закутываясь в одеяло по самый подбородок.
Катсу пару минут сверлил задумчивым взглядом его затылок, а потом уставился в потолок. Сон не шел.
Он думал об отце, который то сам его притягивал, то снова отталкивал; о Юи — с ней перед смертью он даже долгое время не общался; о Хром и ее нерожденном ребенке; об уродах, которые сломали им жизнь; о Мукуро, в конце концов. Эти мысли уже стали совсем привычными — постоянно витали в голове, мешая сосредоточиться на учебе и подготовках к экзаменам, тренировках. Они ни к чему не приводили, но не думать о них он не мог.
Мукуро подливал масло в огонь звонками и сообщениями. Сейчас было совсем не до него, но, похоже, он считал иначе. Катсу возил в школу Кусакабе и забирал из нее тоже он, потому что иногда Мукуро караулил его в окрестностях, а видеться с ним не хотелось. Не с такими эмоциями, сомнениями, не в такое время.
— Отключи телефон, — потребовал отец, когда вибрация стала уж слишком назойливой. Катсу послушно щелкнул кнопкой и затих. — Это кто такой упорный? Нужно забить его до смерти.
— Не надо его забивать! Это Мукуро. Он просто волнуется.
— О ком?
— Ну… обо мне. Мы немного повздорили.
— Подробности твоей личной жизни меня не волнуют. Травоядное.
Снова этот тон. Когда речь заходила о Мукуро, его голос терял равнодушно-холодные нотки, аж звенел от напряжения. Катсу не видел сейчас его лицо, но подозревал, что оно тоже не безразлично-спокойное.
И узнавать причину совсем не хотелось.
***
Длинные гудки в мобильном быстро сменились на раздражающие короткие, и Мукуро, чуть не раскрошив его в руке, швырнул аппарат на стол.
Рядом с ним присел Бьякуран с подносом, заваленным одними сладостями. Каким-то образом во всю эту мечту диабетика втесался скромный кусок овощного пирога. Мукуро с ленцой понаблюдал, как он аккуратно вставляет пластиковую трубочку в крышку большого стакана с молочным коктейлем, и поднялся, чтобы уйти, но Джессо поймал его за руку и взглядом красноречиво дал понять, что хочет, чтобы тот сел обратно.
— Плохое настроение? — участливо спросил он, кивая на несчастный телефон, валяющийся на самом краю стола.
— У меня всегда замечательное настроение.
— Да, я заметил. Но это твое дело, у меня к тебе другое. — Джессо прокрутил в руках трубочку, внезапно посерьезнев. — Мне абсолютно все равно на то, что ты неровно дышишь к Хибари Кее, всячески до него домогаешься и лелеешь мечты о вашей свадьбе, но послушай меня, — его голос приобрел ледяные нотки, и на лицо легла тень, — если ты тронешь Саваду или его семью еще раз, то у тебя появится новый враг — в моем лице. А ты прекрасно знаешь, как мне этого очень не хотелось бы, ведь я тебя так люблю.