Шрифт:
Тсуна взглянул на свой заваленный бумагами и папками стол и покраснел, неловко потерев затылок.
— Эээ… они где-то здесь… — он подошел к столу и принялся копаться на нем.
— Ты шутишь, — вздохнул Хибари, присоединяясь к поискам. — Нельзя было подготовить все до моего прихода?
— Я просто задумался о Мукуро и его причинах вернуться, что совсем забыл, — смущенно оправдывался Савада. — О, вот они, — обрадовано воскликнул он и протянул ему папку.
Кея забрал у него бумаги и внимательно посмотрел на него.
— Отдаешь приказы, угрожаешь, а потом ведешь себя как слизняк — это так похоже на тебя, — беззлобно усмехнулся он, и они посмеялись. Хибари надел пиджак, поправил галстук и, оттянув рукав, взглянул на часы. — До завтра. Постарайся до этого времени расстаться со своим прошлым.
— Ты тоже, — улыбнулся Тсуна. — Если Мукуро вернулся, чтобы извиниться, стоит подумать о том, чтобы отпустить свое прошлое.
Хибари помолчал, взявшись за ручку двери, а потом открыл ее и бросил, уже уходя:
— Если бы я был идиотом, который бы поверил в искренность его слов — может быть.
— А я, наверное, один из немногих, кто рад возвращению Мукуро, — задумчиво произнес Тсуна, садясь за стол. Осмотрев объем работ, он горестно вздохнул и уронил голову на ближайшую папку. И почему он не смог стать обычным официантом?
***
Увидев стоящего у ворот Мукуро, Катсу побледнел и рванул в обратную сторону, надеясь выйти через дыру в заборе на стадионе. Но, едва он вылез наружу, как увидел все того же Мукуро, невозмутимо разглядывающего его со стороны.
— Фуух… хааах… — тяжело отдышался Катсу, схватившись пальцами за металлическую сетку. — Ты… ты чего это… преследователь, что ли? — с опаской спросил он.
— Ты меня избегаешь? — подходя ближе, вопросом на вопрос ответил Рокудо. Катсу вздрогнул и отпрянул от него. — В чем дело?
— И ты еще спрашиваешь?! Что это было вообще там?
— Ты о чем?
Катсу уставился на него и снова отшатнулся, когда Мукуро шагнул к нему.
— Если ты подойдешь ближе, я… буду драться, — предупредил он, зажигая пламя и опасливо оглядываясь.
— Ты ведь не умеешь, — весело рассмеялся Мукуро и вдруг исчез. Катсу недоуменно огляделся и подскочил, когда на его плечи опустились руки. — И даже пламя мое почувствовать не смог. Расслабься, Кота, я ничего не собирался тебе делать тогда. — Он обошел его и наклонился, как совсем недавно у школьных ворот. Совсем близко, лицом к лицу. — Когда смотришь на тебя с такого близкого расстояния, твое сходство с отцом не так бросается в глаза, — улыбнулся он. — У тебя другие глаза.
— Другие?..
— Теплые. Добрые. Выразительные. Не как у механической куклы без тени эмоций.
— И… что ты… это как-то звучит устрашающе, — отвернулся Катсу, покраснев. — Ты как будто… не знаю… эээ…
— Заигрываю? — посмеялся Мукуро, прищурив глаза.
— Нет!.. То есть, да, немного похоже. В любом случае, это недопустимо. Ты хотел меня тренировать, да? — быстро перевел разговор Катсу. — Тогда давай, учи меня. Только без всяких этих твоих… шуток.
— Для начала я хотел бы пригласить тебя в гости к моим хорошим друзьям. Ты не против? Я с ними не виделся несколько лет.
— Друзьями? — обрадовался Катсу. У него самого приятелей было очень мало, ибо имидж не позволял, да и отец явно был против всяких низменных проявлений человеческих отношений. Юи не в счет. — У тебя много друзей?
— Не совсем. Но они надежные. Надеюсь, что ничего не изменилось с тех пор.
— Тогда пошли! — воскликнул Катсу, сразу же позабыв обо всех неприятных мелочах. — А ты думаешь, они меня нормально примут? Это же ваша компания.
— Не беспокойся. Если я тебя принял, то они и подавно.
Они сели в автобус, причем Катсу так восторгался этим, словно ему предложили лимузин. Он никогда не пользовался городским общественным транспортом: его либо всегда возил водитель его отца, либо он ходил пешком, что было все же чаще, потому что это, как говорил отец, укрепляет дисциплину и тренирует выносливость.
Но когда они вышли, настроение Катсу вдруг круто изменилось.
Это был не самый благополучный район города, где находились все злачные места города. Кажется, здесь даже жили якудза. Мнение о друзьях Мукуро сразу немного пошатнулось.