Стоики, убежденные напротив, что чувственные удовольствия даются лишь в теле и ради тела и что душа должна иметь свое особое благо, полагали счастье в добродетели. Источник их заблуждения коренится в том, что они думали, будто чувственные удовольствия и страдания не находятся в душе, а только в теле; и это ложное положение служило им затем основанием для других ложных заключений, как-то: страдание не есть зло, удовольствие не есть благо; удовольствия чувств не блага сами по себе; они общи и людям, и животным и т. д.

Легко, однако, видеть, что если эпикурейцы и стоики ошибались во многом, то кое в чем они были правы. Ибо счастье блаженных состоит лишь в совершенной добродетели, т. е. в познании Бога и любви к Нему и в той тихой радости, которая всегда связана с ними.

Итак, заметим же хорошенько, что внешние предметы не заключают в себе ничего ни приятного, ни неприятного, что они не являются причинами наших удовольствий, что мы не имеем основания ни страшиться, ни любить их; одного лишь Бога должно страшиться и должно любить, так как Он один настолько могуществен, что может нас покарать и вознаградить, заставить нас чувствовать удовольствие или страдание; наконец, лишь в одном Боге и лишь от» Бога должны мы надеяться получить удовольствия, к которым влечет нас столь сильное, столь естественное и праведное стремление.

ГЛАВА XVIII

I. Наши чувства вводят нас в заблуждение даже относительно таких вещей, которые не принадлежат к чувственным. —

II. Пример, взятый из разговора людей. — III. Не следует придавать значения внешности.

Наши чувства обманывают нас не только относительно чувственных предметов, как-то: света, цветов и других чувственных свойств; — они обольщают нас даже в предметах, которые не

126

подлежат им, мешая нам рассматривать последние с тем вниманием, какое необходимо для основательного суждения. Это явление заслуживает некоторого объяснения.

Серьезное и глубокое стремление разума получить ясные и отчетливые идеи о предметах безусловно необходимо, если мы хотим узнать, что такое предметы сами по себе. Ибо как невозможно познать красоты какого-нибудь художественного произведения, не открыв глаза и не смотря на него со вниманием, так и разум не может познать с очевидностью большую часть вещей и взаимных отношений их друг к другу, если он не будет рассматривать их со вниманием. Несомненно же, что ничто так не отвлекает наше внимание от глубокого рассмотрения предметов, лишая возможности получить о них ясные и отчетливые идеи, как наши собственные чувства, а следовательно, ничто нас так не удаляет от истины и не повергает вслед затем в заблуждение.

Для полного понимания этой истины необходимо знать, что три рода познания души, именно: чувство, воображение и разум — не затрагивают душу одинаково, а следовательно, она и не уделяет одинакового внимания тому, что познает посредством их; ибо она внимательно относится к тому, что ее сильно затрагивает, и весьма слабо реагирует на то, что на нее незначительно действует.

То, что душа воспринимает чувствами, ее сильно затрагивает и чрезвычайно привлекает к себе; то, что она познает воображением, затрагивает ее гораздо меньше; то же, что душа получает через рассудок, т. е. я хочу сказать, что она познает чрез самою себя или независимо от чувств и воображения, почти не пробуждает ее. Ни для кого не представляет сомнения, что самое незначительное страдание более обращает на себя разум и сильнее привлекает его внимание, чем размышление над предметом несравненно большей важности.

Причина кроется в том, что чувства представляют нам предметы как бы присутствующими, а воображение представляет их лишь как бы отсутствующими. Но понятно, что из нескольких благ или нескольких зол, предложенных душе, те затрагивают ее больше и заставляют внимательнее относиться к себе, которые находятся налицо, а не те, которые отсутствуют, потому что душе необходимо быстро решить, что она должна делать в данном случае. Поэтому-то она гораздо более займется простым уколом, чем самыми возвышенными умозрениями, и мирские радости и горести производят на нее впечатление более сильное, чем ужасные мучения и бесконечные радости будущей жизни.

Итак, чувства заставляют душу слишком много обращать внимания на то, что они представляют ей. Но так как душа ограничена и не может ясно созерцать много вещей разом, то она и не в состоянии отчетливо воспринимать идеи рассудка в то время, когда и чувства представляют ей что-нибудь для рассмотрения. Она отвлекается от ясных и отчетливых идей рассудка, которые, однако, могут

127

ей открыть истину вещей самих по себе, и обращается исключительно к смутным идеям чувств, ее сильно привлекающим, но представляющим ей вещи не сообразно тому, что они суть сами по себе, а только сообразно их отношению к ее телу.

П. Если, например, кто-нибудь хочет высказать какую-нибудь истину, ему придется прибегнуть к речи, придется выражать свои чувства и внутренние побуждения движениями и жестами. Душа же не может одновременно воспринимать отчетливо несколько вещей. Поэтому, уделяя всегда большое внимание тому, что говорят ей чувства, она почти не рассматривает суждения, которые выслушивает. Она придает гораздо больше значения чувственному удовольствию, получаемому от мерных периодов, от соответствия жестов со словами, от приятного выражения лица — словом, от наружности и манеры говорящего. Между тем, выслушав, она хочет судить — таково обыкновение. Отсюда ее суждения должны быть различны, сообразно различным впечатлениям, воспринятым чувствами.