Честер Хатчинсон еще раз усмехнулся, а потом погиб очень некрасивой смертью: нижняя часть его головы осталась на плечах, один край его рта продолжал усмехаться – в то время как другой вместе с большей частью лица унесся в вихре картечи. Хатчинсон завалился на ноги Бродвуда, окатил его брюки фонтаном карминово-красной крови, и забился в конвульсиях.

У Бродвуда закружилась голова. Кровь затекла в уши – все звуки стали далекими и мыльными. Бродвуд неожиданно понял, что его конь больше не дышит.

На фоне солнца вновь кто-то стоял. Кто-то высокий и пронзительно черный, в длинном балахоне с капюшоном. За его спиной клубились и трепетали не то крылья, не то сгущенный темный от пыли и песка воздух. В его руках переливалось белым и красным черное изогнутое оружие. Коса?..

Почему-то запахло полынью. Бродвуд подался вперед, вглядываясь во тьму под капюшоном, силясь поймать взгляд. Но не было под капюшоном ничего. Лишь могильный холод. Все кончено: Ангел Смерти пришел и за ним.

Полковник Бродвуд поднял револьвер – прежде чем нырнуть в забвение, трижды спустил курок.

Тьма отступала, редела. Появились звуки: отдаленные голоса, приглушенный шелест дождя; следом – запахи: аромат чего-то стерильного, больничного; осязание: твердости внизу и мягкого вокруг.

Бродвуд застонал, его веки дрогнули, расширяя полосу света – по глазам ударило ярко-белым, он вновь зажмурился, машинально попытался перевернуться набок, спиной к свету, но едва пошевелившись, ощутил спазм терпкой боли вдоль позвоночника и в плечах и отказался от еще каких-либо действий.

Никакой поспешности. Спокойно, осторожно…

Бродвуд поморгал – постепенно глаза привыкли к освещению – медленно и осторожно приподнял голову и осмотрелся.

Он находился в просторной больничной палате, прошитой ярким электрическим светом. Помимо его койки из мебели здесь были две приземистые тумбочки, стол и несколько стульев с высокими спинками. В одном конце палаты имелось зашторенное окно, в другом – закрытая дверь. За окном гремел ливень, а за дверью шуршали приглушенные голоса.

Голова закружилась, Бродвуд опустился обратно на подушку, некоторое время смотрел на безмятежно-белый потолок, затем вздрогнул и попытался нащупать место ранения на груди: никакой раны уже не было, остался лишь едва различимый рубец.

Сколько прошло времени?

Как ему удалось выжить?

Где он?

– Эй! – хрипло, насколько смог громко позвал Бродвуд. – Кто-нибудь!

Разговоры за дверью смолкли. Три секунды тишины, затем – шаги. Дверь распахнулась, в палату влетели двое в медицинских фартуках. Мужчина и девушка. Мужчина – пожилой, с большими усами и крупными ноздрями – слегка очумело посмотрел на Бродвуда, обернулся к своей не менее ошарашенной коллеге – бесцветной, сутулой, с лицом, изъеденным алыми язвами какого-то кожного заболевания – и дрожащим голосом приказал:

– Позови доктора Уилкокса, Эшли. Нет, постой, прежде, телеграфируй Кроссу – только потом беги за Уилкоксом. Сперва должен узнать Кросс, поняла?

Девушка быстро кивнула и скрылась за дверью. Мужчина вновь посмотрел на Бродвуда.

– Я доктор Кайл Камминс, – сказал он, отнюдь не стремясь приблизиться к полковнику, – А вы Роберт, я знаю. Рад, что вы, наконец, очнулись.

– Да… – выдавил Бродвуд, и тяжело прокашлялся, – и я рад. Давно я здесь?

– Второй месяц, сэр.

Бродвуд медленно закрыл и открыл глаза, потер виски большим и указательным пальцем правой руки, и посмотрел на доктора Камминса прищуренным мутным взглядом.

– Второй месяц? – сдавленно проговорил он. – Сейчас конец осени?

– Начало зимы. Сегодня… э-э… кажется, пятое декабря.

– Ага, – пробормотал Бродвуд. – А я… в Англии?

Доктор Камминс кивнул.

– В самом ее сердце, сэр. В Лондоне.

Губы Бродвуда дернулись, будто нащупывая улыбку, но изобразили вместо нее нечто другое, гримасу, соседствующую в равной степени с выражением боли и отвращения.

– Почему я здесь? Почему не в Египте?

– Без понятия, – доктор Камминс покачал головой. – Вас доставили ночью, тайно. Первые три недели вас круглые сутки стерегли агенты Скотланд-Ярда. Они очень мешали, и доктор Уилкокс добился, чтобы их убрали. Э-э… скоро придет мистер Дилан Кросс, он заведует всем, что вас касается, он все вам подробно объяснит… я полагаю.

Бродвуд просипел нечто нечленораздельное, еще раз прокашлялся и проговорил уже чуть более крепким голосом:

– А война? Что сейчас происходит в Судане?

– О, война почти закончилась, – воодушевленно заявил доктор Камминс. – Судан уже наш, но, насколько мне известно, дервиши еще не сдались окончательно. Дело времени, я думаю.

– А…

– Прошу прощения, – доктор Камминс отвел взгляд. – На самом деле я не должен был отвечать на ваши вопросы, сэр, да и вообще говорить с вами. Я… э-э… и так много сказал. Это может быть опасно, понимаете? Нам настрого запретили с вами разговаривать.