Шрифт:
вначале притихли, но постоянное вбивание в голову
азов рыночной экономики сделали свое дело.
Народ понял, не тем занимались. Понял и
ужаснулся. Надо наверствывать упущенное. Не в
Мочалках же!
Воровать было уже нечего. Пока крестьяне
соображали что к чему, руководство все растащило
и прихватизировало. А как еще выкупаться в
богатстве, или "за гривну до мр". Не пшеницу же
сеять, а может с кистенем за околицу? Кого ты там
встретишь? Такого же бедолагу, как и ты. Народ
стал делать ноги.
Лаврентий Петрович Загребайло последние
десять лет проработал в колхозе парторгом.
Проработал, конечно, сильно сказано, но свою
посильную лепту в развал хозяйства внес. Внешне
добродушный с румяными щеками и слегка
вздернутым носом, характером обладал злобным и
мстительным. Не каждый мог вынести взгляд его
круглых, близко посаженных глаз. Усвоив еще в
комсомольской юности нехитрое жизненное кредо:
ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак,
он благополучно, а главное безбедно плыл по
течению мочалкинской жизни, как должное и с
достоинством принимал заискивание односельчан и
мелкие подношения при решении различных
вопросов колхозного быта.
Перестройка смела все его жизненные
ориентиры, а когда на заборах появились первые
нелестные высказывания о его многолетней
кормилице, он тщательно завернул в целлофан свой
членский билет, зарыл в погребе и отправился в
райцентр. Оттуда вернулся председателем сельской
администрации. Казалось, кризис преодолен, можно
снова учить людей, как надо жить, но исподволь,
незаметно пришла новая беда. Все шло к тому, что
учить скоро станет некого. Подхваченный вихрем
перемен, народ стал покидать тихие Мочалки, одни
с нетерпением желая побыстрее окунуться в разгул
демократии и базарной экономики, другие просто
избавиться от непотопляемого Лавруши.
Неясные мысли стали витать в голове
Лаврентия Петровича. Постепенно они приобретали
все более четкие очертания и, наконец, после
неоднократных консультаций с бывшими
подельниками по партии, выкристализовались в
Великую Идею. Село Мочалки с прилегающими к
нему бывшими колхозными землями было
провозглашено Независимым Европейским
демократическим государством Мочалки с
введением президентского правления. Дискуссия о
первом президенте велась достаточно остро,
сопровождалась ненормативной лексикой,
взаимными обвинениями и даже одним
мордобитием, из которого Лаврентий Петрович
вышел победителем, хотя и с расцарапанной
физиономией. Справедливость восторжествовала.
Назначение других должностных лиц прошло в
более спокойной обстановке, премьер -
министром, естественно, стал бывший председатель
колхоза, министром финансов бывший счетовод, а
вот революционные нововведения в составе
правительства, предложенные новоиспеченным
президентом, вызвали бурные споры, едва снова не
перешедшие снова в потасовку.
– Нам надо ввести должность кума, -
предложил президент.
– ??
Первым опомнился премьер - министр,
почуявший угрозу своим полномочиям.
– Как кума? Да ни в одной демократической
стране...
– начал с пафосом премьер - министр.
– Правильно, - ласково подтвердил
президент.
– А с чем мы придем в Европу?
–
будущая элита ошарашенно молчала.
– С чем?
–
Лаврентий Петрович обвел тяжелым взглядом
собравшихся.
– Не знаете? Так я вам скажу. Это
будет нашим "ноу хау".
– Взгляд его подобрел.
–
Европа еще нам спасибо скажет.
– Может все-таки лучше заместителя?
–
слабо возразил премьер.
– Отсталый ты человек, Пустобрехенко, и
мысли твои совковые, - в голосе президента
прозвенел металл, - разве таким должен быть
премьер-министр демократического государства?
– Я, что...я ничего, я думал...
– Здесь есть кому думать, - оборвал