Шрифт:
Витольд Львович уселся рядом на мостовую, вытер окровавленной рукой лоб, нисколько не обращая внимания на юшку, и устало посмотрел на Миха. Аж вздрогнул полукровка. Лицо у хозяина молодое, благолепное, ни морщинки, ни пятнышка темного, а вот глаза старческие. Измученный взгляд, истерзанный, обессиленный. Точно сгорает изнутри. Только виду Меркулов не подал.
– Пойдем второго посмотрим, может, жив еще...
Филер, лежащий с раскинутыми ногами, оказался всего лишь в беспамятстве. Прежде чем его привели в чувство и он начал говорить, горемыка испуганно похлопал глазами, смотря то на Меркулова с окровавленными руками, то на бездыханного Подберезкина с развороченной раной на шее. К тому времени подоспел и полицмейстер с остальными. Некто услужливый из филеров достал ведро воды с тряпкой, а орчук уже помог господину умыться - негоже окровавленному людей пугать. Остальные тоже без дела не остались. Один принес большой кусок парусины (сдавалось Миху, что подобный он видел в одном из дворов, пока бежал сюда), второй помчался за извозчиком, тело увезти, несколько сразу стали разгонять набежавших зевак.
Только Витольд Львович ни на что внимания не обращал, вцепившись в выжившего пострадавшего. Рядом стоял Николай Соломонович, явно тоже заинтересованный, но в допрос не вмешивался.
– Постарайся ничего не упустить. Как было?
– Я в проулке стоял, шагах в пяти отсюда, вон там, - указал филер, тут же почему-то потрогав голову.
– Заслышали мы сначала, как стекло бьется, потом выстрелы раздались. Ну и стало сразу понятно, что к чему. Револьверы достали, только сделать нечего не успели. Выскочил этот... этот... в плаще, меня так кулаком треснул, и все... Потом уже вас увидел.
– Этот ж какая сила удара должна быть, чтобы на пять шагов отбросить?
– Удивился нахмуренный полицмейстер. Было видно, что он крайне раздосадован сорвавшейся операцией, если не сказать больше, но пытался бодриться.
– Да тут и больше пяти.
– По моему опыту, Черный способен и не на такое.
– Ответил ему Меркулов и вновь повернулся к пострадавшему.
– Как вы себя чувствуете? Голова кружится? Тошнит?
– Да, и кружится, и тошнит, - ответил филер.
– Ему надо к врачу, - вновь повернулся к полицмейстеру титулярный советник, - по всей видимости, головотрясение.
– Ребехин, Куйко, - негромко произнес Николай Соломонович, но подчиненные будто выросли перед ним из-под земли.
Его высокородие отдал приказы относительно пришибленного, того бережно подняли под руки и отвели в сторону. Витольд Львович тем временем выпрямился и потер темя, явно над чем-то задумавшись.
– Он вас знал, - обратился Меркулов к подошедшему Николаю Соломоновичу.
– Кто?
– Черный. Он сказал: "Отпустите или полицмейстер умрет".
– Да меня много кто в городе знает, все-таки Истомин не последний человек. Или вы меня в чем-то подозреваете?
– Теперь нет, - честно признался Меркулов, - раньше да. Черный действительно мог вас серьезно поранить, вон даже след остался.
– Указал он на свежий порез, еще подернутый сукровицей.
– Тем более если бы и вправду были замешаны, то не стали рисковать жизнью своих людей здесь, не выставили подчиненных под окнами, одним словом, дали Черному спокойно уйти. Нет, вы ему ничего не сообщали.
– А кто-то сообщал?
– Конечно. Вы видели, чем он занимался, когда мы ворвались?
– Сжигал бумаги, - только теперь вспомнил Николай Соломонович.
– Кто-то ему сообщил, что мы вскорости прибудем. Кто-то, кто об этом знал. Но Черный не успел уничтожить все свидетельства. Вы на квартире людей оставили?
– Обижаете, Витольд Львович. Конечно, оставил.
– Тогда стоит взглянуть на найденное. Может, что интересное обнаружим... Мих, пойдем.
А орчук и без того уже подле хозяина был. Чуть ли не вперед убежал. Полицмейстер последние указания раздал и с ними последовал. Вроде, времени мало прошло, пока Мих бежал по дворам, а вот пешим ходом да не в горячке боя оказалось, что далече нужный дом находится. Подле него, у самого подъезда, дежурил уже человек в форме, а рядом деловито сновали остальные ребята из их ведомства. Знал орчук: это особая группа, которая до определенного момента сидела далеко в засаде.
Их пропустили, не произнеся ни слова. Лишь один из филеров, что толкались тут же, завидев Витольда Львовича, подошел и вручил тому трость, которую на его попечении оставили. Отдал торопливо, точно она жгла ему руки, опасливо глядя на рукоять. Не иначе как шпагу вытаскивал.
Меркулов поднялся на второй этаж, остановился у выломанной двери, оглядел все и к орчуку повернулся.
– Мих, пока не заходи. Ненароком затопчешь что.
Полукровка насупился. Тоже ему хотелось посмотреть, что там да как. А со стороны площадки, где квартиры расположены, в мельчайших деталях все не рассмотришь. Поглядел на ножища свои, ну да, больше обычной человеческой ступни, так он же с разумением, аккуратно мог пройти.
Полицмейстер вместе с Меркуловым подошли к печке, теперь почти не горящей, и подняв с пола разброшенные листки, стали их изучать.
– У меня чертеж какой-то. Непонятный. И заметки к нему на гоблинарском, - повернул голову вбок полицмейстер, пытаясь нечто разобрать.
– Позвольте, - присоединился к нему Витольд Львович, - и вправду чертеж некоего аппарата. Только непонятно, к чему его применить можно. А вот эти заметки, по всей видимости, меры длины.
– А у вас что?
– У меня намного интереснее. Насколько я понимаю, это план помещения. Чтобы мы не гадали, тут даже подписано сверху.