— Четыре сотни, государь. Да пешие гофлейты. Надо бы их вперёд пустить. В замках все коменданты — немцы.

— Подумаем.

Это означало — думай ты, Афанасий. Представь соображения. А государь, как по черновику, пройдётся правящей рукой.

Датскому принцу Магнусу, королю Ливонии, Нагой не доверял. Тот не был в большой чести у немцев, а шведы и литовцы вовсе его не признавали: «голдовник русского царя...» Выдавая за него дочь отравленного князя Старицкого, ещё игравшую в куклы, царь дал за нею только тысячу крестьян, ставших по ливонским законам крепостными, два замка в Западной Ливонии да сундук с платьями, а про деньги сказал так: «На них ты, чего доброго, наймёшь войско, и нам придётся отбирать у тебя замки кровью. Конечно, ты честного королевского рода, но ты человек...»

Магнус был человеком слабым и неудачливым. Стоило ему выехать из собственного замка, оставив в нём жену с двумя приёмышами — не его ли незаконные дети? — как туда ворвались шведы, всё погромили и пограбили. Тысячу мужиков он раздал своим рыцарям и мызникам, испытывая постоянную зависимость от них. Он дважды осаждал Ревель, один раз — Пайду, всё безуспешно. Но теперь, явившись во Псков, потребовал главенства над всеми русскими и немецкими войсками в Ливонии. Нагой догадывался об истоках этой неожиданной самоуверенности.

До ливонских немцев дошло наконец, что только Магнус, опиравшийся на силу Москвы, способен защитить их хозяйственную самостоятельность от литовцев, шведов и самих московитов. Им было выгодно иметь такого короля, как и Ивану Васильевичу: сама слабость Магнуса служила гарантией от опасных неожиданностей. Выгоднее было сдать замок Магнусу, нежели русскому воеводе. Покуда Магнус правит частью Ливонии, помещики-мызники могут рассчитывать на сохранение своих земель и крепостных порядков. Русский наместник поломает всё.

Тут чаяния немецких и русских землевладельцев не совпадали. У безземельных детей боярских с начала войны горели глаза на обихоженные земли, населённые трудолюбивыми и подневольными крестьянами — эстами, латышами. Взятие Юрьева, а позже Пайды и Пернау сопровождалось раздачей имений-мыз, отобранных у немцев. И поход в Инфлянты должен был завершиться тем же... Наконец, было бы неосмотрительно отдавать Магнусу лишние замки, то есть власть над страной. Поэтому решили, что управление его распространится только к северу от реки Гауи, или Говьи. Там жили эсты, а к югу — латыши.

Афанасий Фёдорович надеялся, что Магнус возьмёт свои замки без крови. Не дураки же немцы, чтобы ждать подхода русских. К югу от Гауи замками правили литовцы во главе с вице-регентом князем Полубенским. Он внесёт свою долю в это бескровное завоевание, каким представлялся Нагому новый Ливонский поход. А пушки, что ж, — они понадобятся, когда свежие войска подойдут к Риге. В ней видел Афанасий Фёдорович главную цель. Но он никак не мог понять, какую цель поставил перед собою государь.

«Трисолнечного Божества благоволением, и благостью, и волею...»

Нагой хотел, чтобы Иван Васильевич направил князю Полубенскому короткое письмо с грозным намёком на прошлые дела. Иван Васильевич едва сдержался, чтобы не прибить Нагого. Царь не торгаш, готовый на сделку с душегубцем и предводителем разбойничьей ватаги из драбов и вольных «рыцарей». Послание царя должно быть грозным и поучительным, в нём будет главенствовать одна высокая и не затёртая от злоупотребления мысль, как в церковной проповеди. Иван Васильевич избрал тему самодержавства.

Он начал, как всегда, издалека. Истоки жизни на земле, Адам и Ева, убийство Авеля и древняя история народов — всё подтверждало самодержавный символ веры, который Иван Васильевич вколачивал в сознание Полубенского: не тщись избегнуть общей участи, одолеть волю Божью, направленную на создание всемирного правильного и сурового порядка. Люди охотно уклоняются от истинного пути. «Но человеки есть нечисть родственная». Потому люди не могут без царя: «Бог, сходя к немощи человеческой, и царство благословил». Он же дал государям образец власти в мудрости царя Давида и самодержавии кесаря Августа, ему же «дарова не токмо римскою властию, но и всею вселенною владети».

Владеть вселенной... Это не только радость самодержца, но и благодеяние народов. Объединив их, враждующих бессмысленно, отец-единодержец, обладая мудростью Давида, сделает мир счастливым. Это объединение будет предшествовать Страшному Суду, ибо он наступит не раньше, чем душам станет тесно в загробном мире. Не для того ли неисповедимой волей создаются великие государства, умножая народы и сталкивая их в кровопролитных войнах?

Иван Васильевич отчётливо видел нить, протянувшуюся к нему от повелителя вселенной Августа: «Еже Август кесарь Римский... постави брата своего Пруса... от Пруса четырнадцатое колено — Рюрик прииде княжити в Русии и Новгороде». Вот чей прямой потомок удостоил тебя писанием, «нашего княжества Литовского дворянин думный и князь Олександр Иванович Полубенский»!