Шрифт:
— Я знаю, — выдохнул, успокаиваясь, Тьен.
— Когда это случилось, я искал ответа. У Вердена. У Холгера. Но… их бесполезно было расспрашивать.
— Это я тоже знаю.
Шеар прислушался к доносившимся из-за двери голосам. Дети вернулись в столовую, Софи подала десерт — пора к столу.
— Что было, то было, Фер. Не скажу, что ты поступил правильно, но и осуждать не могу. Ты сделал выбор. С точки зрения шеаров — верный. Но если есть еще что-то, о чем ты умолчал, лучше скажи сейчас.
— Есть, — решился спустя почти минуту молчания Фер. — Я встречался с Верденом, чтобы рассказать о тебе. Но к Аллей ходил не он.
Тьен задумчиво кивнул:
— И это я знаю.
Флейм не сразу сумел погасить новую вспышку удивления.
— Я со всем разберусь, — то ли ему, то ли самому себе пообещал шеар. — Уже скоро. А тебя хочу попросить кое о чем. Присмотри за Софи в мое отсутствие. Я не думаю, что ей что-то угрожает, но мне будет спокойнее, если ты останешься с нею.
— Доверяешь ее мне? — с сомнением уточнил Фер.
— Я вообще тебе доверяю, — ответил Тьен.
Но о том, что Софи охраняет еще и клятва Йонелы, говорить не стал.
За десертом дядюшка уже не был так весел и разговорчив. Расковырял желе, надгрыз пирожное и засобирался в гостиницу, сославшись на усталость.
— Вы поссорились? — обеспокоенно спросила после его ухода Софи.
— Нет, — уверил ее Тьен. — Но Фер сам с собою в ссоре, а это еще хуже.
Если… Нет — когда он найдет убийцу матери и узнает, что же на самом деле случилось в тот день, возможно, и Фернан примирится с собой наконец.
Иногда Софи задумывалась, почему все это произошло именно с ней.
Похожие мысли посещали ее и раньше, но по другим поводам. Почему мама умерла? Почему отец их бросил? Люк заболел? За что им столько несчастий?
Теперь же, оглядываясь назад, она пыталась понять, чем заслужила пришедшее в ее жизнь счастье. И пусть счастье это горчило на вкус и заставляло тревожно сжиматься сердце, но тем более ценным и настоящим оно было.
Дни проходили в приятных хлопотах, задушевных беседах, играх с детьми, прогулках и семейных обедах. Простая жизнь, кому-то показавшаяся бы скучной, а для нее расцвеченная сотней маленьких чудес, будь то поцелуй поутру, распустившийся под окном цветок или птичья стая в небе, в полете на миг выстраивавшаяся в буквы ее имени… Хоть кто-то и говорил, что неразумно расходовать силу на ерунду.
И никаких больше сомнений. Никаких тайн, стоящих между ними стеной…
Впрочем, маленький секрет Софи себе завела.
Ночью, когда ее шеар засыпал крепким, вполне себе человеческим сном, девушка шла на кухню и ставила на плиту чайник. Через некоторое время открывалась негромко одна из дверей в глубине дома, и слышались в коридоре неспешные шаги…
Впервые они столкнулись с Генрихом случайно. Софи, привыкшая к ежедневной работе и усталости, помогавшей ей уснуть, едва голова касалась подушки, теперь вдоволь отсыпалась по утрам, а ночью подолгу не могла сомкнуть глаз. Думала. Иногда читала в гостиной или на кухне, чтобы не мешать Тьену. А Генрих сказал, что бессонница у него — это старческое.
Они разговорились. Так, о пустяках. Ни один не считал узы недавно завязавшегося родства достаточной причиной для откровений. Присматривались друг к другу, оценивали…
Следующей ночью встретились снова. Снова случайно.
Отчим жениха — назвать Генриха отцом Тьена она почему-то не могла даже мысленно — Софи понравился. Умный, спокойный. О чем бы ни рассказывал, слушать его было интересно, а иногда и познавательно. Генрих долгое время жил в Итериане и многое мог поведать о тамошних нравах и обычаях. О нашествии пустоты… Но об этих ужасах он говорил с неохотой, а Софи после хранилища памяти не так уж желала подробностей. Улучила момент, чтобы расспросить археолога о семье Тьена, другой семье — той, о которой он сам говорить не любил. Но и Генриху эта тема была неприятна. Отзывался он о них обо всех с обидой и даже со злостью, хоть, как Софи поняла, лично общался только с Холгером. Однако его можно было по-человечески понять, и девушка не настаивала на дальнейших рассказах.
Ни на чем не настаивала, и тогда Лэйд рассказывал что-то от себя. О покойной жене, например…
Фернан доставил в дом огромный пакет. Портрет из музея. Софи так и не осмелилась взглянуть на ту фотографию, где они с Тьеном, до сих пор боялась, что прошлая боль вернется… А портрет видела. Его повесили на стене в комнате Генриха, и в отличие от фото девушку он не пугал. Казался ненастоящим, не имеющим никакого отношения к ней. Даже мальчик на коленях у белокурой красавицы…
Об этом мальчике Генрих тоже рассказывал. Ему он чужим не был — был родным и любимым. Порой Софи думалось, что даже роднее того, что живет с ним сейчас под одной крышей. А Лэйд, наверное, так же не понимал ее, когда она вспоминала своего Тьена… Забавно и грустно немного, что у каждого из них был свой Тьен…
Но чаще говорили о чем-то отвлеченном.
— А бог есть? — спросила как-то Софи.
Итериан и населявшие его существа никак не вязались с текстами священных книг. Будь она более набожной, пребывала бы в сильнейшем смятении в связи со всем открывшимся, а так — лишь поинтересовалась.
— Есть, — ответил Генрих. — Высшая сила, высший разум. Просто люди и нелюди тоже нуждаются в некоем овеществлении веры. Им нужны храмы, обряды, выверенные тексты молитв. Им, а не богу. Богу-то зачем? Вот и выходит, что бог один, а чтят его в разных местах по-разному…