— Боярин — мой гость, — ответил Корибут, — к тому же, он должен удостовериться в том, что я благополучно добрался до Великой Унии.

— Такая возможность боярину представится, — обернулся к Дмитрию в седле Крушевич, — поезжайте за мной, Княже, и вы, благородные паны. Господь свидетель, вы останетесь довольны нашим гостеприимством!

Крушевич не преувеличил, говоря о близости своей заставы. Едва сборный отряд обогнул с юга лес, широким языком вдававшийся в заснеженную степь, глазам путников предстало приземистое бревенчатое строение, окруженное крепостным частоколом.

За зубчатой стеной тянулись ряды низких, крытых гонтом людских и конюшен, над ними, подобно замковой башне, возвышался двухповерховый дом дружины, в случае осады становившийся последним оплотом обороняющихся.

Подъезжая к заставе, Крушевич велел горнисту трубить в рог, чтобы в крепости знали о его возвращении, и когда отряд подъехал к воротам, они уже были гостеприимно распахнуты.

На звук боевого рога из замковых строений высыпали солдаты Крушевича в блестящих кольчугах и колпаках с наносниками и многочисленная дворня в жупанах, призванная в крепость для поддержания чистоты.

От внимания Дмитрия не укрылось, что даже челядь на польской заставе была вооружена и производила впечатление бывалых, закаленных солдат.

А в глазах рослых, бородатых мужиков с глефами и алебардами не было того униженного подобострастия и угодливости, что всегда отличают взгляд холопа от взора вольного человека.

Напротив, на приезжих они смотрели смело и независимо. Похоже, их нисколько не смущало присутствие на заставе такого знатного вельможи, как Корибут.

Даже в том, что при виде Князя жолнежи почтительно опускались на одно колено, скорее, усматривалось почтение к уставу, требовавшему от них приветствовать таким образом королевских послов, чем к самому титулу высокого гостя.

В самой Польше холопы были более раболепны, но здесь, на Литве, еще не выветрился дух прежних вольностей. Корибута это нисколько не задевало. Сам литвин, он и в других ценил смелый, гордый нрав и презирал рабскую угодливость.

«Из холопа воина не сделаешь, — говаривал, он, — тот, кто привык заглядывать в рот своим господам, будет угождать и чужеземцам!»

Прошествовав по узким улочкам заставы, отряд остановился у дверей дома дружины. Крушевич спешился первым и, передав поводья жеребца стременному, помог сойти на землю княжне.

— Прошу пана посла, благородную княжну и вас, вельможные паны, пройти в дом! — торжественно произнес Крушевич, распахивая перед Корибутом дверь в просторную трапезную, — все уже приготовлено для пира высоких гостей!

Там и вправду все было готово если не для пира, то, по крайней мере, для обильного ужина. Длинные столы, за которыми обычно трапезничала дружина, были уставлены горячей, дымящейся снедью, жареной бараниной, свежими хлебными караваями и кувшинами с вином и брагой, источавшими пряный, хмельной аромат.

Тридцать три человека разместились на длинных скамьях за самым дальним столом: посередине стола расположился Корибут с дочерью, Магдой и Бутурлиным. По правую руку от Князя сели его шляхтичи, дворяне же Дмитрия заняли места по левую руку от своего предводителя.

— Мне бы хотелось присоединиться к вам, но служба есть служба, — грустно улыбнулся Крушевич, — нужно проверить посты, отдать распоряжения караульным. Не прогневайся, Княже, но я на какое-то время вас покину…

— Ступай, шляхтич, бог тебе в помощь, — уважительно кивнул ему Корибут, — но возвращайся поскорее, я буду рад выпить с тобой за здравие Короля и процветание Унии!

— Постараюсь обернуться как можно быстрее! — произнес Крушевич и, поклонившись Князю, вышел за дверь.

На миг Дмитрию почудилось, что он уже где-то видел шляхтича, но где?

Ему не раз приходилось провожать польских послов до литовской границы, но на кордоне они с Крушевичем явно не встречались — такую внешность трудно забыть, наверняка, врезалась бы в память.

Может быть, он сопровождал королевского посла Сапегу, прошлой зимой приезжавшего ко двору Великого Князя Ивана? — Тоже нет.

В памяти боярина почему-то всплыли горящие стены и башни Казани, пять лет назад осаждаемые княжескими войсками. Нет, там Бутурлин точно не мог встретить воина Унии — в той войне поляки не помогали ни Москве, ни татарам…

— Опять грустишь, — отечески потрепал Дмитрия по плечу Корибут, — не печалься, боярин, освободит Князь твоего друга.

Раз титула и вотчины не лишил — знать, не слишком прогневался. Подержит в темнице для острастки да и помилует. Наш Великий Князь Витовт тоже сидел в темнице, и ничего, выдюжил!