Шрифт:
Только вот отряда в пять человек было явно недостаточно, чтобы перебить вдвое превосходящую численностью шайку Волкича. У Руперта не оставалось иного выхода, как скакать за подкреплением в Кенигсберг.
Там его ждал Великий Магистр, на чью помощь он всегда мог рассчитывать, и который, как он верил, сделает все, чтобы защитить его миссию от козней Капитула. Посему Руперт, не раздумывая, погнал коня на запад, туда, где в туманной дали высились неприступные стены и башни Орденской твердыни.
Но едва въехав в замковые ворота, фон Велль понял, что планы ему придется менять. У длинной коновязи в конном дворе неторопливо хрустели овсом пять лошадей, коих раньше здесь не было.
Это были рослые жеребцы соловой масти, в грубовато, но крепко сработанной сбруе. Ростом и мощным сложением они походили на боевых коней Ордена, но светлая грива и тяжелая голова выдавали в них другую породу.
Фон Велль хорошо знал ее. Такую породу лошадей разводили, лишь в одной стране. Этой страной, была Швеция.
ГЛАВА № 16
— Ну и дурень же я, что вызвался сопровождать вас до Самбора! — презрительно сплюнул Газда, усаживаясь на устилающей пол темницы пожухлой соломе. — Сиди тут теперь, как волк в ловчей яме, жди, когда потащат на плаху!
— Не стоило тебе из леса выходить, — вздохнул, терзась совестью, Бутурлин, — ты и так много для нас сделал, мог и не рисковать головой…
— Не мог я смотреть спокойно, как эта сволочь вас с панянкой, рубить будет, вот и полез в чужую драку…
…Даже смешно как-то: думал, ты за меня перед Воеводой заступишься, а за тебя самого заступаться, впору!
— Ты сам слышал, я сразу же поведал ему, как ты дал нам с княжной приют и к Самбору провел. И как в бой неравный вступил с жолнежами…
— Так-то оно так, — невесело усмехнулся казак, — да что толку с того, если тебя самого разом со мной в темницу упекли? Не шибко что-то Воевода жалует московских послов!
— Раз в цепи не заковал, значит, особой вины за нами не видит, — пожал плечами Дмитрий, — ты погоди раньше времени горевать, быть может, все еще образуется, и нас выпустят отсюда.
— Твоими бы устами да к Богу! — Газда откинулся на спину и устало прикрыл глаза веками. — Знаешь, брат москаль, а ведь этим и должно было кончиться. Одно хорошо: из-за моей глупости никто, кроме меня самого, не пострадал, значит, умирать буду с чистой совестью!
На сей раз Бутурлин не ответил. Встав с лежанки, он двинулся вдоль каменной стены, осматривая свое новое пристанище. Газда был прав, сравнивая его с ловчей ямой. Темница располагалась в подножии высокой круглой башни, сложенной из мощных гранитных блоков и покрытой островерхой черепичной крышей.
Несмотря на то, что башня была встроена во внешнюю стену замка, побег из нее для узников был весьма непростой задачей. Пол здесь был каменным, а небольшие квадратные окошки, сквозь которые ветер беспрепятственно гнал снежные хлопья, были проделаны под самой крышей, на высоте не меньше десяти саженей.
«Серьезная темница, — подумалось Дмитрию, — без крепкой веревки отсюда не убежать…»
— Ищешь способ выбраться из сего склепа? — вторя его мыслям, вопросил Газда. — Даже не думай, боярин. Отсюда не убежишь, если только…
Лязг дверного засова оборвал его речь. Обитая железом дубовая дверь распахнулась, и на пороге узилища возникла массивная фигура стражника с факелом в руке.
— Боярин, тебя хочет видеть Воевода! — рявкнула фигура, залитая мрачным факельным светом. — Поторопись, пан Кшиштоф не любит медлительных узников!
Двое других стражей, стоящих у проема дверей в коридоре, дружно хохотнули.
— Я — не узник, а слуга Московского Государя, — ответил Дмитрий тоном, от которого у стражника сразу пропало желание насмешничать, — но если Каштелян желает меня видеть, я охотно последую за вами!
Второй страж хотел было отпустить по адресу Бутурлина какую-то колкость, но, встретившись с ним взглядом, передумал. Кивнув на прощание Газде, Дмитрий двинулся за своими провожатыми.
ГЛАВА № 17
Воевода ждал его в верхних покоях замка, в жарко натопленной горнице, предназначенной для приема королевских послов из Кракова и иноземных гостей.
Горница была невелика, но все ее убранство свидетельствовало о хорошем вкусе Каштеляна и его умении создавать уют. Пламя, пылавшее в большом камине, бросало золотистые отсветы на дорогую, красного дерева мебель, причудливо играло в переплетах мозаичных окон и нитях гобеленов, расшитых сценами войны и охоты.